Тесла Лейла Хугаева - Клиника доктора Бене Финкеля

«Конечно, – думал он, – „психическая энергия“! Как у Фрейда, как у Юнга! Это же совершенно другой объект исследования! какого эффекта в лечении больных, в профилактике психозов мы можем достигнуть, если у нас ложный объект научного исследования! Если вместо того, чтобы изучать психическую энергию, душу, мы изучаем мозг, который нам ничего не скажет. Это знал еще Лейбниц, когда говорил, что если даже мозг станет большим как мельница, мы и тогда не увидим мыслей человека. И как прав Гордон Олпорт когда говорит что эмпирики и позитивисты выбросили из психологии истинный объект исследования: сознание, личность, душу, наконец! Остались только инстинкты, рефлексы и мозг! Какая ерунда! Ответ придет отсюда, „психическая энергия“, конечно! Это душа на новом научном языке!»

Ясперс рассуждает о шизофрении как о взрыве духовной энергии. Он прав в том, когда на место мозга ставит душу, как разные объекты исследования, но в определении этой души, он сам уходит в поэтико-мистическую неопределенность, где теряется вся ценность сделанного им переворота в ракурсе зрения на психические расстройства. Конечно, душа, как «демоническое и абсолютное» ничего не может сказать науке. А вот случайно употребленный им термин «психическая энергия» – может! Доктор Бене был совершенно в этом уверен. Его так взволновали эти мысли, что он вскочил на костыли из своего инвалидного кресла и засновал по кабинету.

К. Ясперс «Стриндберг и Ван Гог»:

«Складывается впечатление, словно бы в жизни этих людей им когда-то что-то мимолетно открылось, вызвав трепет и блаженство, чтобы затем, завершиться неизлечимым слабоумием конечного состояния. Не раз сообщалось, что в начале заболевания эти люди столь потрясающе играли на фортепьяно, что слушатели вынуждены были признать: ничего подобного они не переживали. Возникают и художественные произведения в области поэзии и живописи. Само переживание жизни становится более страстным, аффектированным, безудержным и естественным, но в то же время и более непредсказуемым, демоническим. Словно некий метеор появляется в этом мире с зауженным человеческим горизонтом, и прежде чем окружающие успевают полностью оправиться от изумления, это демоническое существование уже оканчивается психозом или самоубийством. Таким образом, при анализе мы имеем не только реальность, но – в ней – еще и постигающий ее мир духовного, причем это духовное существует отчасти объективно, в противостоянии реальности. Так вот можно представить себе, что существует некое субъективное духовное, что дух есть нечто вечное и вневременное, открывающееся во временной экзистенции в формах, которые психология подводит под одно понятие и, не различая, называет чувствами и эмоциями. И вот это демоническое существование, это вечное преодоление и всегдашняя наполненность, это бытие в ближайшем отношении к абсолютному, в блаженстве и трепете, и в вечном беспокойстве, – совершенно независимо от нас проявляется психозом. То есть складывается такое впечатление, словно бы это демоническое, которое в здоровом человеке приглушено, упорядочено, может в начале душевной болезни с огромнейшей силой прорваться на поверхность. И не то, чтобы это демоническое, этот дух был болезненным: он вне противопоставления больной-здоровый, но болезненный процесс создает повод и условия для такого прорыва – пусть даже только на короткое время. Душа словно бы расслабляется и открывает свою глубину, чтобы затем, когда это расслабление закончится, окаменеть в хаосе и разрушении. Быть может, величайшая глубина метафизического переживания, ощущение абсолютного, священного и благодатного дается в сознании восприятия сверхчувственного лишь тогда, когда душа расслабляется настолько, что после этого остается уже в качестве разрушенной».

Леви-Финкель долго ждал такого случая шизофрении, где больной сохранил бы сознание после сильных шубов в достаточной ясности, чтобы описать свои переживания, и чтобы с ним позже можно было работать через дискуссию, через познавательный процесс, через смену когнитивного содержания его сознания. Он жаждал работать с сознанием, а не с мозгом. Он давно убедился, что работа с мозгом – это деструктивный процесс, который лишает пациентов последнего шанса на выздоровление (когда речь о шизофрении и других психозах неорганической этиологии).

Его вторым любимым автором и психиатром был А. Кемпинский, автор нашумевшей книги «Психология шизофрении». Кемпинский в своей монографии впервые подходит к проблеме шизофрении не с точки зрения психиатрии и физиологии мозга, центральной нервной системы, а с позиций – психологии. И это его исследование, в котором описаны психологические особенности шизофреников, больше помогло доктору Бене, чем тома написанные по физиологии мозга и психиатрии.

Он давно задавался одним вопросом. Почему шизофренический психоз – это психоз с четкой бредовой структурой, тогда как циркулярные психозы маниакально-депрессивного характера не имеют бредовой структуры вовсе? Почему бред всегда приобретает форму борьбы двух противоположных сил, из-за чего сознание шизофреников получило знаменитую характеристику «черно-белого сознания»? Почему метафизическая интоксикация шизофреников? Что это значит? Как отделить философию, которой занимаются здоровые люди, метафизики и материалисты, от метафизической интоксикации? Эти вопросы не давали ему покоя, и он знал, что только если он изменит объект исследования, если вместо мозга станет изучать психическую энергию, он сможет получить ответы на эти вопросы. А значит, найдет ключ к загадке шизофрении.

«Черно-белый мир» шизофреников, «борьба двух противоположных сил обычно морального характера», – писал Кемпинский о структуре бреда шизофреников. Если думать о шизофрении как патологии мозга, то эта информация нам ничего не даст. Но если поставить на место мозга – психическую энергию, то совсем другое дело! А что если «черно-белый мир» – это полюса силового поля психической энергии, которые обнаруживаются при шизофреническом психозе? Эта мысль заставила его трепетать в предвкушении скорой разгадки большой тайны.

Наконец, ему представился случай поработать с таким шизофреническим психозом, описанным Ясперсом, с тонким и умным человеком, сохранившим сознание и после первых сильных шубов. Леви-Финкель знал, что у него совсем немного времени, чтобы успокоить кататонию, иначе следующие шубы могут разрушить психику окончательно.

Это был красивый молодой человек лет 28, среднего роста и хорошего телосложения, с большими черными глазами и выразительными чертами лица. Он выучился на священника, и какое то время был отцом католической церкви. Потом резко перешел в лютеранскую церковь. И наконец, совсем оставил свою духовную службу. Он говорил, что всю свою жизнь страстно искал бога, но не нашел его ни у католиков, ни у протестантов, и с тех пор задался целью создать собственную школу христианства. Он писал свои сочинения одно за другим, ушел с поста священника, потом с поста пастора, замкнулся в себе, перестал общаться с людьми. Только мать, художник и переводчик Ольга Никитишна, оставалась его близким и преданным другом все это время. Она и доставила его в больницу Бене Финкеля, когда у сына случился первый психоз.