Тесла Лейла Хугаева - Клиника доктора Бене Финкеля

И Леви-Финкель не ошибся. Профессор Белогородский сориентировал его и в науке, и в политике, определив его мировоззрение на всю его дальнейшую жизнь. Сколько раз потом Бене в душе благословлял старика, когда очередной раз убеждался, как прав он был. «Что бы я делал без вас, Петр Николаевич, – думал он в такие минуты. – Что бы я делал без вашего мудрого руководства!». Профессор Белогородский сначала заинтересовал его психологией, а потом разъяснил ему положение дел в психологии. Прежде всего, он принципиально не разделял психологию и психиатрию, и смеялся над биопсихиатрией, которая считала такое разделение необходимым.

– Я помню те времена, сынок, – говорил Петр Николаевич Леви-Финкелю, – когда после указа Андропова психиатрические лечебницы превратили в подразделение МВД для массовых репрессий всех инакомыслящих. Я представляю, что ты пережил. Нам, врачам, у которых были ум и совесть, пришлось еще хуже. Порядочному человеку легче пасть жертвой, чем стать пособником палача.

«29 апреля 1969 года Андропов направил в ЦК проект „плана расширения сети психиатрических больниц и предложения по усовершенствованию использования психбольниц для защиты интересов советского государства и общественного строя“. В позднем Советском Союзе были помещены в психиатрические больницы около трети всех политических заключённых. Тысячи инакомыслящих были госпитализированы по политическим мотивам. Уже с начала 1960-х количество лечебниц стало расти как на дрожжах. В 1935 году на территории СССР 102 психиатрических больницы и 33 772 койкоместа; к 1955 – около 200 психиатрических больниц, 116 тысяч коек. С 1962 года по 1974 количество койкомест возросло с 222 600 до 390 тысяч. (ТЫСЯЧ!) Это „благополучный“ застой. Это были учреждения закрытого типа в ведении МВД СССР – юридически и фактически бесконтрольные со стороны врачебного сообщества в целом. Фактически же все спец. психбольницы были в подчинении 5-го управления Комитета госбезопасности, и поэтому все санкции по отношению к заключённым на „излечение“ диссидентам применялись с ведома комитетчиков. А. Д. Сахаров писал, что в некоторых центральных учреждениях, таких как приёмные Прокуратуры СССР и Верховного Совета, существовала система направлять особо настойчивых посетителей в психиатрические больницы. К числу этих посетителей относились люди, безуспешно добивавшиеся справедливости. Согласно данным, опубликованным Международным обществом прав человека, в целом по стране жертвами злоупотреблений психиатрией стали порядка 2 миллионов (2 000 000!) человек. В 1988—1989 году по требованию западных психиатров как одному из условий принятия советских психиатров во Всемирную психиатрическую ассоциацию около двух миллионов человек было снято c психиатрического учёта (за год!!!) Вот такова была „народная власть“ тех времен. В отличие от тюрьмы, заключение в психбольницу не имеет срока, не требует суда и доказательств. Все заявления состоящих на психиатрическом учете (о пытках, лишении свободы и т.п.) не рассматриваются официальными органами. Человек недееспособен (т.е. не распоряжается ни своим имуществом, детьми, даже своим телом). За две недели до больших советских праздников – 7 ноября и 1 мая – райкомы и горкомы КПСС секретно направляли главврачам психбольниц распоряжения на время госпитализировать в психиатрические больницы людей с „непредсказуемым поведением“ (инакомыслящих и верующих. Чтобы обеспечить общественный порядок во время праздников, и психиатрические больницы становились временными тюрьмами для „социально опасных“ людей. Сходная ситуация имела место во время партийных съездов, визитов зарубежных государственных деятелей. Обвиняемые не имели права на обжалование, не имели права привлечь других психиатров для участия в процессе, поскольку психиатры, привлекавшиеся для участия в процессе государством, считались в равной мере „независимыми“ и заслуживающими доверия перед законом. Михаил Шемякин, известный художник, друг Высоцкого, эмигрировавший во Францию, писал о своем опыте принудительной госпитализации, и сделал яркие иллюстрации к нему с „бор-машиной“ и врачами, пытающими ею пациента».

Увы, – заключил Петр Николаевич, – биопсихиатрия немногим лучше в других странах. Там, по крайней мере можно бороться за права. Там есть независимые СМИ и институт прав человека. Это немного облегчает ситуацию, но сама психиатрия в ее нынешнем варианте остается такой же безнадежной, и таким же потенциальным рычагом массовых репрессий везде в мире.

Именно с этим связано движение «Антипсихиатрии» получившее широкое признание во всем мире. Причем, и это критический момент, инициаторами движения были сами психиатры! Да, Бенедикт, сынок, такие же как я, честные люди, которым противна эта система мясничества современной биопсихиатрии. Рональд Лэйнг, Мишель Фуко, Давид Купер, Томас Шаш и Ирвинг Гофман, Франко Базальо, Давид Розенхан – все это психиатры, которые восстали против материализма биологической психиатрии и закричали всему миру правду! Правду, которая в том, что материализм потерял свой настоящий объект исследования: они потеряли душу, они ищут истину и законы природы в мясе, в мозге, в теле, а там их нет! Потому что у человека есть душа и исследовать надо душу! Вот в чем был их прорыв их крик мировому сообществу. И их услышали, их не могли не услышать, потому что это была правда. Гордон Олпорт писал что современная психология потеряла свой объект исследования из-за модной философии эмпириков, позитивистов, материалистов.

Гордон Олпорт «Становление личности»:

«Полный упадок понятия души и частичный упадок Я произошел, в частности, как я уже сказал, благодаря росту позитивизма в психологии. Позитивизм, как всем нам известно, является программой морального перевооружения, императивы которой включают абсолютный монизм, абсолютную объективность и абсолютный редукционизм, – короче говоря, абсолютную непорочность. С этой аскетической точки зрения субъективные убеждения подозрительны, Я выглядит несколько неприлично, а любой намек на метафизику (то есть непозитивистскую метафизику) отдает слабостью. Как пояснил Гарднер Мэрфи, из психологии Я престижа не извлечешь».

К сожалению, и этот протест «Антипсихиатрии» ничего не принес, Бенедикт. Разве что несколько облегчил положение пациентов на западе. У нас, надо прямо сказать, никаких изменений это протестное движение не повлекло. Потому что они ударились в другую ошибку. Если материалисты теряют душу как объект исследования, и дальше уже вся их психология и психиатрия не стоит выеденного яйца, то антипсихиатры теряют научный метод исследования в субъективизме своего неокантианства. Слышал о «науках о духе» В. Дильтея, большого поклонника философии Канта? Слышал критику Канта Шеллингом? Так вот, эти науки о духе Канта не ищут общих закономерностей человеческой природы, они утверждают, что каждая душа уникальна и индивидуальна! Какая же наука может родиться из такого субъективизма. Это абсолютный агностицизм и роспись в бессилии, которой они только подтвердили правоту биопсихиатрии!