Нина Изгарова - Когда оседает пыль прошлого. Сборник Психологических Сказок

Легкий смешок из сугроба заставил насторожиться. Страха не было, Маришку разбирало любопытство – кто это смеется там.

– Это я, твоя нить путеводная, – из сугроба показались рыжие ушки с бахромой, глазки-бусины и розовый нос, – смотрю за тобой, бегаю, а ты вся в мыслях закопалась. Не туда идешь, девица. Не там ищешь.

– А что я ищу? Откуда знать тебе? Да и вообще чего раскомандовался – не туда, не там! Сама знаю! – Маришка обиженно отвернулась, но одним глазом продолжала смотреть на рыжее чудо, – Как тебя зовут и что ты здесь делаешь?

– У каждого есть своя нить путеводная, да не каждый её видит. Вот и ты – все мечтаешь, носишься где-то, еле догнал, да внимание твоё на себя обратил. Бери меня в карман или за пазуху спрячь и пошли знакомиться.

Отогревшись и напившись чаю с вишнёвым вареньем, они познакомились поближе. Клубок, которого звали Берг, попросил Маришку достать старые фотографии и разложить на столе.

– Веришь ты, девушка, или нет, но мы, клубки путеводные существуем для блага вашего. Идёте по нити туда, куда мы катимся. Вот ты ищешь родственников утеряных на дорогах жизни, собрать хочешь всех вместе, одной семьей дружной жить. Все вы люди такие – сперва разбежитесь в разные стороны, а потом тоска гложет, память крови собраться зовёт. Знаю я кое-что о тех, кто жил в краях разных, кто по нитям ходил путеводным или в сторону сворачивал.

И начал свой рассказ Берг о том, как Предки жили. Как укоренялись в тайге сибирской. Как трудно было выжить им, если бы они не обладали хитростью лисицы, зоркостью сокола, чутьем и памятью собаки, трудолюбием муравья, общительностью бобра и живучестью змеи. Как кочевали, охотились, меняли пушнину, растили детей. Как гнали их с места не страх, не звери, а люди пришлые. Как уходили они на восток, солнцу кланялись и защиты просили. Долго рассказывал Берг о семьях и обычаях, о путешествии в Китай, о том как поляки пришли и опять идти надо было вперёд и вперёд. Жизнь она такая – на месте не стоит. Всё переплетет, устроит, как Богу угодно, как Прародители в Роду Небесном решат.

А еще Берг рассказывал о том, что кровь в роду бурливая, своевольная. Много Сил имеет и передаются эти Силы потомкам. Что право, что желание пользоваться этими Силами или нет потомкам принадлежит. Но без них Род захиреть и пропасть может. Вот кто-то и должен до всех ныне живущих в Роду донести, чтобы вступили в Наследство и с Благодарностью приняли Силы эти – Силу Молитвы и Веры, Силу Ясности и Благого Слова, Силу Воображениия И Света, Силу Отводящую вред и Воплощения Замыслов, Силу Здоровья и Любви.

Долго Маришка с Бергом разглядывали фотографии. Девушка то смеялась, то плакала. Столько всего интересного и нового на неё свалилось вдруг. Но и ответственность теперь какая на ней лежит серьёзная. Донести знания до всех родственников, чтобы Силы в Роду крепли и вечно жили.

Стояла редкая для конца сентября погода. Яркое солце отдавало последнее тепло и на прозрачно голубом, словно протёртом и застиранном небе, не было ни облачка

Нюша оторвала взляд от этой живой картины, повела плечами и поплелась в дом. И так-то не особо статная и ладная, она совсем согнулась под тяжестью мыслей. Жизнь помотала её, помочалила, через многое протащила, следы свои оставила на лице, да на теле. Озабоченность вокруг неё так и шуршала, припляпясывала, свои принципы, да привычки навязывала.

Подкидывала одна за одной сложные задачки: то сама, то ребятня у нее захворают, то деньги кончатся, а взять неоткуда, то в хозяйстве неполадки какие случатся. За всем глаз да глаз нужен, а где уж тут уследить да успеть. Тут не до себя. Такова уж доля женская. А то ещё и наедет кто со стороны с претензиями своими, да так разозлится, раскричится, что хоть святых выноси.

Только Нюша старалась не отчаиваться. Не тужить. Всё устраивало её до тех пор, пока однажды, в реке своё отражение не увидела. Дома-то не до зеркала, всё бегом, всё недосуг. А тут бельё полоскала у берега и в воду глянула.

Что за вид? Платок сполз на лоб, юбка линялая подоткнута, блузка вся от старости светится, да не все это ещё – глаза-то какие печалью заплывшие, заботой окутанные, в горечи утонувшие. Последней каплей в чаше её терпения оказались волосы. Когда-то в косы уложенные, они висели растрепанными, спутанными космами.

Не вынесла всего этого душа женщины, вышла в лес дремучий, что рядом с рекой был, да и закричала изо всех сил:

– Доля моя неправильная! Зачем ты со мной сотворила? Об этом ли я мечтала, этого ли ждала? Дети неслушные, своевольные растут, сама рук не покладая тружусь, а толку нет. Ни достатка в доме, ни порядка, ни покою нет. Долюшка моя женская, это ты виной всему видимо. У других-то вон как складно-ладно жизнь течёт, а у меня все кувырком летит. Эх, найти бы мне её, виновницу жизни моей тяжкой, вот бы я ее в мешок завязала, да камень пояжелее туда и в реке-озере утопила. Зачем мне такая доля?

– Что ты так кричишь? – из-за ели раскидистой голос тихий, осуждающий раздался и глаза чьи-то жалобно заблестели.

Вздрогнула Нюша от неожиданности, но ответила:

– Нет больше сил моих так жить! Видно, когда Господь людям судьбы раздавал, выпала мне особо горькая доля. Я – так жить не хочу! Устала! Тяжко мне, горько мне! – и чуть не волком воет. Того и гляди головой о землю биться начнёт.

– Тише, женщина! Успокойся! Зверей распугаешь! Лешего разбудишь. Тогда вовсе не поздоровится, – отвечает старичок, выходя из тени дерева

А та все не унимается, кричит и плачет, на судьбу-долю жалуется:

– Стараюсь, из последних сил бьюсь, а доля моя час от часу жизнь только тяжелее делает!

– Ну что ж, хочешь, я тебе Долю твою покажу, к ней провожу? – спрашивает

– Как не хотеть? Очень хочу! – отвечает женщина.

– Что ж, гляди!

И увидела наша героиня старушку-нищенку, в лохмотьях, с посохом, седые кудельки из под грязного платка выбились. Лицо, что груша печёная, руки – яблоки мочёные. Морщина на морщину наезжают, ссорятся. Глаза потухшие, почти бельмом закрытые. Губы в ниточку сомкнулись, рот щербатый прикрывают. Сама скрюченая вся стоит, да на посох опирается.

Заплакала Нюша ещё горше, зарыдала. А Доля под локоток её подхватила и по тропке осенней к дому повела. Нюша платок поправила, слезы кончиком утёрла и тихую беседу завела. Про жизнь свою. Стали они вместе с Долей разные случаи вспоминать. Курьёзные и печальные. Смешные и горькие. Взглянула Нюша на них с другой стороны и улыбнулась. Смотрит, с каждым новым шагом спина Доли распрямляется, волосы темнеют, глаза блестеть начинают. А как к дому подошли, то и вовсе Нюша её не узнала: