Юрий Томин - Атлас любви. Пространства осознанной любви

Вторжение разума в сферу любви давалось непросто. И в наше время бытийствует миф о том, что аналитика любви убивает ее. К нему нередко присовокупляют авторитет Льва Толстого, говорившего, что «всякое рассуждение о любви уничтожает любовь». Но даже невооруженным глазом видно, что за описаниями любви в романах Льва Толстого лежат глубокие размышления о природе этого чувства. Так что к этой хлесткой цитате вполне применимо уточнение, что понимать эти слова следует «как раз наоборот тому, как они обыкновенно понимаются», сказанное им по поводу утверждения, что «жениться надо никак не по любви, а непременно с расчетом».

В начале XIX века, взяв на себя смелость, граничащую с дерзостью, французский писатель Стендаль опубликовал свои опыты «О любви». Он предчувствовал нелегкую судьбу этой «злосчастной книги», когда через десять лет после ее издания «нашел только семнадцать читателей». Спустя сотню лет изложенные в ней закономерности любви были выбраны в качестве отправной позиции, «ошибочные» выводы которой необходимо было выявить и исправить, для создания проницательных «Этюдов о любви» испанским философом Хосе Ортегой-и-Гассетом. К этому времени «злосчастная книга» стала одной из самых читаемых книг. Автор «Этюдов о любви» отмечает, что она не только «читается с упоением», но и является элементом антуража будуара «маркизы, актрисы и светской дамы», свидетельствующим о том, что «им надлежит разбираться в любви».

Эти разделенные столетием погружения в природу любви образуют два полюса напряженных интеллектуальных усилий, два ярких прожектора, которые пронизывают и проливают свет на доступную нам территорию пространства любви.

Можно, используя известный афоризм, с уверенностью сказать, что все последующие теории любви – это заметки на полях «опытов» и «этюдов». За некоторыми исключениями. Одно из них представлено проницательным прочтением Платона с его посвященными любви диалогами: «Лизисом», «Федром» и «Пиром» – философом А. Ф. Лосевым. Другое исключение больше является данью уважения особому складу современного ума, который не может обойтись без научных подтверждений тех или иных соображений на основе лабораторных опытов и результатов натурных экспериментов.

В этом отношении пища для заметок богата и разнообразна: от наблюдений за выражениями лиц, замеров физиологических реакций влюбленных и масштабных опросов мужчин и женщин об их интимной жизни до анализа гормонов любви и сканирования мозга подопытных в разных состояниях отношений любви. Вместе с тем вряд ли можно говорить о каких-то новых открытиях, совершенных в психологии, этологии, социальной психологии и других научных дисциплинах, обратившихся к изучению любви, – ведь любовь стара как мир, и многое уже было сказано.

Достижения наук сводятся пока главным образом к тому, что дают нам возможность поговорить о любви более современным и стерильным языком в надежде понять и яснее сформулировать давно известные немногим избранным сокровенные таинства любви. При этом следует учитывать, что в современной психологии можно обнаружить довольно большое разнообразие подходов к определению фундаментальных основ любви.

Вообще говоря, отправляясь в путешествие по пространствам любви, следует быть готовым к разговорам о ней на разных языках. Научные понятия психологии любви зачастую проистекают из философских представлений и упираются в метафизические прозрения. Литературные образы любви выражаются как языком бытовой или изысканной прозы, так и чеканными формулами поэтических вдохновений. Поэзия, в свою очередь, нередко возвышается до философских обобщений. Пожалуй, только настроив себя на всю многообразную языковую палитру, можно подготовиться к прохождению извилистых маршрутов осознанной любви.

Любовь земная и любовь небесная. Тициан, 1514

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

А. Блок. Незнакомка

Начиная погружение к истокам любви, где нас также ожидают вещи, по мнению Ортеги-и-Гассета, «машинального, шаблонного и, по существу, бездуховного свойства», будет не лишним перечитать стихотворение Анны Ахматовой, заменив слово «стихи» на «любовь».

Теперь, полюбовавшись на работу волшебной палочки «радости», можно вместе с А. С. Пушкиным признаться, что, влюбляясь, мы рады обманываться, несмотря на «болезнь любви в душе моей». Давно подмечено, что в жизни, как и в большинстве литературных произведений, непостижимая романтическая эпопея влюбленных разворачивается в причудливом сочетании эйфории радости и переживаний любовной болезни.

Если не бросаться с головой в ту или иную крайность и не метаться между ними, то можно пойти двумя путями: постараться нащупать нечто особенное, действительно прорастающее из этих полюсов хрустальной сферы любви, или признать все это иллюзией, обманом, игрой со скрытой целью.

Иллюзии любви были и обоснованы, и развеяны немецким философом Артуром Шопенгауэром: «…удовольствие, которое нам доставляет другой пол, как бы объективно оно ни казалось, на самом деле не что иное, как замаскированный инстинкт, то есть дух рода, стремящегося к сохранению своего типа». Однако такое умозаключение, разделяемое многими угрюмыми душой типами, не вызывает никакого восторга, и участь любви видится таковой, что лучше ей умереть не родившись.

Не приходится удивляться, что на это готовы возмущенно возразить прежде всего поэты. Признавая первую часть дедукции Шопенгауэра об игре природы со скрытой целью, они с упоением наслаждаются этой пленительной сладко-горькой иллюзией и отвергают ее приземленную механистическую часть, стремясь открыть свою тайну всепоглощающего обмана.

Тогда, если мы хотим увидеть подлинную обратную сторону влюбленных под луной, нам предстоит поискать иные ориентиры. Заманчиво вслед за Владимиром Набоковым воскликнуть: «О, любовь. Я за тайной твоею возвращаюсь по лестнице лет…» – и попробовать пробраться туда, где «я на первой странице творенья только маленькой был запятой».

При этом хотелось бы надеяться, что этот прыжок назад станет лишь замахом для броска вперед. Движение в этом направлении на большой карте любви обозначено рядом предупреждающих знаков о скользких дорогах и тупиках. Один из них находится сразу за указателем: «Вход на территорию либидо великого и ужасного Зигмунда Фрейда». Побродив здесь среди зародышей сексуальной деятельности в раннем детстве, безумных фиксаций либидо на разных, порой причудливых объектах, можно уйти с неутешительным впечатлением, что «любовь, в основе своей и теперь настолько же животна, какой она была испокон веков. Любовные влечения с трудом поддаются воспитанию, их воспитание дает то слишком много, то слишком мало».

Читать дальше