Александра Ахелик - Досчитай до тридцати восьми

Отложив письмо в сторону, он достал из ящика картонный пакет и задумался о недавно обнаруженных в себе ростках сентиментальности. Аккуратно высыпав на кровать фотографии, Джину невольно стал вспоминать, как просматривал их накануне с Ритой. Он наблюдал украдкой за тем, как она сосредоточенно вглядывалась в снимки, затем лицо ее расплывалось в открытой улыбке.

– Каким ты был смешным! А сколько здесь тебе лет?

– Это Наму, младший брат.

– Наму?

Рита удивленно округлила глаза.

– Имя твоего брата— дерево?!

Джину рассмеялся.

– Нет, дерево нет. Его имя Уджин. А это…

Он запнулся и задумался, подбирая подходящее русское слово. Затем, потратив какое-то время на поиск в словаре, пояснил:

– Это прозвище. Наша бабушка первый буквы фамилия и имя собрала и так называет.

Рита вздохнула.

– Я тоже бы хотела такую бабушку. Жаль, что совсем не помню своих. Ну или хотя бы брата или сестру. Тогда бы у меня тоже хоть кто-нибудь был…

– Я у тебя есть.

Рита вспыхнула, и на лице ее появилась растерянно-счастливое выражение.

– Угу.

Джину сразу понял, что именно этих слов она и ждала. В лице девочки он часто замечал какое-то неуловимое напряжение, что подобно крышке глубокого люка запечатывало внутренний свет. Но когда этой запрятанной радости все же удавалось пробить путь наружу, то он поражался той истинной доверчивой сути, что преображала весь ее облик. Однажды став свидетелем этого волшебства, мальчик интуитивно стремился запустить процесс снова и внутри ликовал, когда это ему удавалось.

Подросток вдруг осознал, что уже минут десять как стоит с застывшей улыбкой, и, смущенно откашлявшись, убрал снимки в пакет. Он и сам не заметил, когда эта девочка с серыми глазами стала настолько важной частью его мира, что их расставание теперь казалась чем-то немыслимым. Но не в характере Джину было пасовать перед трудностями. Скорее, именно они были тем самым топливом, что, смешиваясь с кровью в нужной пропорции, побуждали биться его сердце усерднее.

***

У обоих были одинаково красные от мороза довольные лица. Едва дождавшись свою синюю кабинку, они запрыгнули внутрь, и колесо, натужно скрипнув, закружило их в мистическом танце. Рита смотрела на удаляющиеся парковые деревья, с высоты казавшиеся россыпью леденцов, щедро посыпанных сахарной пудрой. Джину же, украдкой наблюдая за ней, согревал дыханием свои онемевшие руки. Старый год заканчивался для этих двоих самым счастливейшим образом. Семья Ерофеевых в полном составе вечером собиралась в гости к тете Суа, где в эту минуту велись приготовления к новогоднему застолью, так что во избежание лишней суеты подростки были отправлены на прогулку. Бессменной остановкой на их пути было теперь колесо обозрения. Вид с высоты открывался поразительный, и Рита была благодарна мальчику за проявленную однажды настойчивость. В первый раз взлетая вверх, она крепко зажмурилась, не в силах справиться с нахлынувшим ужасом. Но Джину, вопреки ожиданиям, не принуждал смотреть вниз и не подшучивал. Он просто делился с Ритой тем, что видел сам, и его по-русски не складное, но наполненное чувством описание помогало девочке преодолеть страх. В следующий миг, решившись, Рита все же открыла глаза. В первый момент ее ослепило зимнее солнце. Но как только девочке удалось разглядеть расстеленное внизу белое поле с дорожными полосками и серыми клеточками домов, ее охватил восторг. Невесомость, которая прежде вызывала лишь чувство беспомощности, в один миг превратилась в трепетное ощущение полета. С тех самых пор карусель стала тем развлечением, на которое уходили все карманные деньги обоих. Рита, оторвавшаяся от созерцания урбанистического пейзажа, перевела взгляд на Джину и, заметив мучения друга, укутала его руки шарфом.

– Почему ты не оделся тепло?

– Дома так холодный не может быть. Там теплая зима.

– А в море зимой можно купаться?

Мальчик рассмеялся:

–Нет, зимой нет. Летом купаются.

–У нас тоже летом тепло! – воскликнула Рита, но в следующий миг на ее лицо набежала тень. – Хотя ты все равно этого всего не увидишь, ведь ты скоро уедешь.

Иногда, поддавшись эмоциям, девочка говорила слишком быстро, и Джину не раз приходилось просить повторить ее заново. Но в последнее время он с удивлением ловил себя на том, что угадывал смысл произнесенных фраз, просто смотря Рите при разговоре в глаза. Однако это правило действовало исключительно в отношении нее. Проведенный подобный эксперимент с родной тетей и дядей Леней не принес какого-либо результата. Как только те переставали говорить медленно и раздельно, мальчик тут же упускал смысловую нить. Изменившееся настроение девочки не укрылось от его внимания и сейчас.

–Ты говорила о мой уезде?

– Отъезде, – подтвердила со вздохом Рита.

– Я над эта проблемой подумал. В августе хочу вернуться, когда дома летние каникулы начнется. Наша тетя поможет.

– Правда?! А это действительно возможно?

Джину рассмеялся и ответил девочке длинным предложением на корейском.

– Эй! Это было да или нет? Слишком быстро, я ничего не поняла! – наигранно возмутилась Рита и тоже рассмеялась.

– Я корейский язык учить, когда я здесь, помогу. Он простой. Просто говори.

– Хорошо…

И она доверчиво ему улыбнулась.

Подходил к концу тысяча девятьсот девяносто пятый год. Часы уже отсчитывали его последние минуты, когда мальчик, подойдя к окну, выглянул во двор. Покрывало, застеленное вечерним снегопадом, до сих пор оставалось безупречно белым. Все, кто мог рассеять это праздничное волшебство, были в этот час по домам. Люди сидели в кругу семьи или друзей, смотрели старые песни о главном или уже открывали шампанское, говорили тост или только накрывали на стол. Джину об этом было ничего не известно, но больше он не чувствовал себя чужаком. В этот миг мальчик осознавал себя неотъемлемой частью этого огромного мира, где стирались границы между культурами и расами, верованиями и языками. До его слуха доносился смех тети Суа, которой что-то рассказывал отец Риты, и отголоски негромкой беседы ее мамы с дядей Леней, а еще тихое дыхание самой девочки, неслышно вставшей у него за спиной. Интуиция подсказывала подростку, что вместе с этими последними минутами он навсегда прощается со своим прежним существованием, и отныне в его жизнь входит нечто неизведанное и прекрасное. Он почувствовал, как Рита тихонько тронула его за плечо.

–Джину, пойдем… а то можем пропустить Новый год.

***

Два последующих месяца праздники постоянно перемежались с буднями, что представляли теперь для все более сближающихся подростков не меньшую ценность. Справив друг за другом в январе свои дни рождения, они в теплой компании дяди Лени и тети Суа еще раз встретили Новый год по лунному календарю. Свои плоды принесли и ежедневные занятия корейским языком. По истечении второго месяца постоянной практики Рита уже могла поддержать несложный диалог, и это достижение она считала во многом заслугой Джину. В ее присутствии мальчик больше не произнес ни слова по-русски. Когда же под воздействием сильных эмоций Рита невольно переходила на родной язык, он непременно требовал продублировать все сказанное на корейском. Девочка злилась, сбивалась, но сдаваться было не в ее натуре. В конце концов их совместные усилия привели к тому, что психологический рубеж был преодолен и процесс общения пошел значительно легче. Погруженные в течение жизни с ее простыми подростковыми радостями, дети не заметили, как истекли те полгода, что кто-то неведомый протянул им в руке, словно дар. Каждый день, сверяясь с месяцем в календаре, зима с неохотой отступала, освобождая северное царство весне. Уже были куплены билеты на самолет, и в доме тети Суа начались приготовления к отъезду. Через пару недель мальчику предстояло пойти в новую школу и стать обычным корейским подростком. Но Джину ясно сознавал, что возвращение к прежней жизни уже невозможно. Своим душевным преобразованием он был обязан близким знакомством с иной культурой и общением с родными не только по крови, но и по духу людьми. Его дружба с Ритой была основана вовсе не на сходстве интересов или характеров, в их близости не просматривалось явного дна. Находясь рядом с девочкой, Джину начал видеть многие скрытые прежде процессы, связанные с преображением своего внутреннего мира. Они не обсуждали эту тему, так как еще не имели опыта выражать даже на родном языке свои первые духовные переживания. Но мальчик интуитивно ощущал, что с Ритой происходит нечто подобное. Ей единственной из знакомых ему людей была доступна его глубина погружения, и девочка бесстрашно ныряла следом, не раздумывая, мелководье там или пропасть. Рита словно была его собственным зеркальным отражением, только не тем иллюзорным, что за границей стекла, а реальным, из крови и плоти. И это было так удивительно. Джину больше не ощущал одиночества, которое раньше не покидало его даже в присутствии родных. Теперь он знал, что как бы далеко они ни находились друг от друга, эту связь не разорвать, поэтому готовился к отъезду с мудрым смирением. Но мальчик замечал, что Риту, напротив, огорчает предстоящая разлука. Даже его обещание вернуться в августе, сперва приободрившее подругу, вскоре утратило прежнюю силу воздействия. И несмотря на то, что девочка старалась скрыть свою грусть, смеясь даже больше обычного, подросток чувствовал ее настроение.