Александра Ахелик - Досчитай до тридцати восьми

Жизнь женщины с детства текла по стабильному, вполне предсказуемому руслу. Ее родители были рабочими и большую часть времени проводили на заводе. Своей единственной дочери они с малых лет внушали, что можно добиться чего-то, лишь долго и напряженно работая. Эта установка настолько глубоко проникла в сознание девочки, что, поджидая со смены родных, она успевала приготовить ужин, прибраться дома и даже почитала себя обязанной прочесть дополнительный материал к учебным заданиям. Окончив школу с отличием, девушка без труда поступила на химический факультет, где среди множества претендентов выбрала себе будущего мужа по вкусу. И даже будучи уже беременной Ритой, она старательно корпела по ночам над кандидатской, желая после декрета вернуться в родной институт преподавать. Но в столь досконально продуманный план вмешался перестроечный хаос, и все рухнуло. Река, по которой женщина так упорно плыла, невзирая иногда на встречное течение, обмелела. И чтобы прокормить семью, она без малейшей жалобы на жизнь сменила научные изыскания на поношенный рыночный фартук. На мужа девушка надежд не возлагала, прекрасно сознавая, что в их престижном институте тот оказался лишь благодаря связям родителей, что в то время доживали во власти свой век.

Мальчик был поздним долгожданным ребенком и, с детства впитывая в себя докучливую заботу родных, всегда бессознательно тосковал по свободе. Как итог, едва дождавшись окончания школы, он тайком покинул отчий дом. Но, привычный к комфорту и даже роскоши, оказался совершенно не готовым к столкновенью с жизнью, которая текла за стенами его заполненной импортной техникой, вечно зашторенной комнаты. Похоронив едва взошедшую мечту о своем творческом призвании, он с покаянием возвратился домой и был спешно пристроен родными на химфак. Там в студенческой среде под воздействием взрывоопасной смеси нигилизма с невинностью и произошла реакция, что породила их странный союз. Прежде всего пришлось преодолеть сопротивление собственных семей. С обеих сторон выдвигались большие возражения. С точки зрения родителей девушки, зять был совершенно никчемным. Особенно был против отец:

– Да он тебе и гвоздь прибить не сможет. Сидит постоянно с книжкой или стихи строчит глупые, ттьфу! Ну что за мужик-то?

Родители же мужчины, тоже по началу настроенные против брака с дочкой обыкновенных рабочих, узнав ее получше, мнение свое поменяли. Предчувствуя наступление новых времен, в лице хрупкой девушки с угадываемым стальным стержнем они разглядели надежную гавань для их горячо любимого сына. И не прогадали. Она, действительно приняв у них эстафету, продолжала беречь мужчину от всевозможных невзгод.

Девяностые еще бушевали, но жизнь семьи Ерофеевых постепенно налаживалась, вновь входя в полноводное русло. После первой волны преобразований в стране отец Риты неожиданно осознал свою ответственность за семью. В этом апокалипсисе смутного времени он чувствовал себя куда увереннее, чем в тени родительского крыла. Вспомнив свое детское увлечение автомобилями, мужчина нашел призвание, став автомехаником в салоне у одного из новоиспеченных хозяев жизни. Так их семье, в отличие от многих других таких же семей, не приходилось бороться за существование.

Но было все же то, что беспокоило женщину, и этим обстоятельством являлась собственная дочь. Девочка росла неудержимой фантазеркой, и матери приходилось прилагать немало усилий, чтобы привить ей то верное понимание жизни, что взрастило когда-то ее саму. Женщина, угадывая в своем ребенке большой потенциал, водила дочь по бесконечным кружкам, но Рите все быстро наскучивало, и ее беспокойная натура требовала все новых впечатлений. Так знания и умения, что, по мнению матери, могли стать фундаментом будущего благосостояния, были обречены оставаться поверхностными. Она не раз убеждала дочь в необходимости определиться как можно раньше, к какому же берегу реки та хочет плыть. К ее удивлению, Маргарита, что прежде выслушивала любые назидания в молчании, отважно ей заявила, что предпочтет океан. На этом наставительные беседы и кончились, но мать не собиралась так просто сдаваться. Не зная, что происходит в сознании девочки, она опасалась окончательно потерять контроль, лишив ее свободы выбирать себе друзей. Однако, интуитивно ощущая в странной привязанности к иноземцу угрозу, женщина торопилась возвести ограждение, призванное не выпустить дочь за пределы их семейного круга.

***

Дядя Леня положил трубку телефона и весело подмигнул.

– Все, решено. Новый год справляем у нас! А то Джину уже прописался у Риты.

Мальчик просиял:

– Родители Рита согласился?

Джину был удивлен, так как ощущал по отношению к себе настороженную холодность, особенно со стороны Ритиной мамы. Из рассказов девочки он знал, что у ее родных не было близких друзей, из родственников же оставался лишь дед. Бабушка и родители отца умерли, когда девочка была еще маленькой, и она их не помнила. Раз в неделю они все вместе навещали отца матери, живущего на другом конце города, на этом светская жизнь семьи Ерофеевых и исчерпывалась. Поэтому едва Джину заговорил о совместном праздновании русского Нового года, как почувствовал, что у Риты испортилось настроение. Она пояснила, что этот праздник в России почитается за семейное торжество, и ее отсутствие на нем невозможно, впрочем, точно так же, как и присутствие кого-то, для родителей постороннего. Вспомнив, как он несколько дней назад приглашал девочку на домашний вечер по случаю рождества, что каждый год устраивался тетей, Джину нашел этому подтверждение. Тогда он имел неосторожность при матери Риты упомянуть повод. Женщина, пребывая в уверенности, что гость не разберет ее слов, запальчиво произнесла:

– Рита, переведи, что у нас в стране не принято отмечать религиозные праздники, еще и протестантские! А впрочем, не переводи, не надо… И не ходи, понятно?

Но Рита все же пришла. Дождавшись момента, когда родные уснут, она незаметно выскользнула из дома и прошла весь путь по ночному Петербургу пешком.

От воспоминаний его отвлек голос тети.

– Наш Джину ведь доволен?

Женщина обняла племянника за плечи и поцеловала в макушку. У Джину тут же заныло сердце – так часто делала мать. И тетя, словно прочтя его мысли, мягко подтолкнула мальчика в спину.

– Иди. В комнате тебя ждет письмо.

Перечитав несколько раз послание, Джину в задумчивости откинулся на подушку. Он всегда был рад маминым звонкам, но по-настоящему долгожданными были письма. Казалось, все то, что ее душа не решалась выразить напрямую, теснилось в строках и, не вместившись в бумажных границах, прорывалось лавой наружу. Наконец сквозь мелкий убористый почерк Джину открывал для себя всю истинную широту материнской любви. Мальчик все чаще думал о доме, однако как бы наперекор этим мыслям перед ним возникал образ Риты.