Борис Алмазов - Психология проблемного детства

На рис. 5 обозначена ситуация, когда коллективистические и семейные ценности оказываются труднодосягаемыми и весьма вероятно появление стремления присоединиться к уголовной субкультуре.

Рис. 5

В других вариантах неудачники в семье и среде неформального общения нередко устремляются под защиту атрибутов воинского коллектива и оказываются жертвой неуставных отношений. Семейные драмы молодых людей, особенно несовершеннолетних, которые ищут там защиты от неудач в коллективе и среде неформального общения, не нуждаются в комментариях.

Вариант 4. Если все три окружности разобщены и ни одна из них не охватывает центра, проблемы средовой адаптации выходят на качественно иной уровень (рис. 6). Тотальная неприязнь социальной среды – слишком тяжелое испытание для формирующейся личности, ибо, как известно, никто не в состоянии смириться со своей абсолютной никчемностью. Для личности это означает примерно то же, что для организма лишение кислорода. В такой ситуации представления о своей социальной ценности смещаются в область воображения и перестают нуждаться в подтверждении реальностью. Эмоциональные (эмпатийные и аффилиативные) основы социальных устремлений исчезают из мотивации нормативного поведения. Возникает своеобразная деперсонализация (по Т. Шибутани) с замещением эмоционально окрашенного единения со средой рационально обусловленным конформизмом и социально-психологической мистикой.

Рис. 6

Людям, оказавшимся в таком разобщении с социумом, присуще дрейфовать по жизни, меняя одну среду обитания на другую, подчас диаметрально противоположно отличающуюся от предыдущей по своим моральным и этическим качествам, без внутреннего конфликта. Если же люди с несформированными контурами личности все-таки решаются на сближение с окружающими, их поведение отличается сочетанием рассудочного побуждения и инфантильно-эмпатийного переживания, что ставит в тупик нормально развитых людей, которые идут им навстречу. Неадекватная экзальтация, пустая обидчивость, эгоцентризм в ожиданиях и неловкость в обращении зачастую производят впечатление психопатизации и фиксируются в виде диагноза патохарактерологического развития .

Именно в отроческом возрасте реакция на отторжение реальным социумом бывает драматичной из-за сочетания двух обстоятельств: болезненного переживания своей никчемности и нарастающей способности воображения обесценивать инстинкт самосохранения. Это бывает особенно заметно в крайних случаях, готовиться к встрече с которыми педагог должен очень вдумчиво.

Так, обследуя детей отроческого возраста, убегающих из дома, токсикоманов, наносящих самоповреждения, мы раз за разом убеждались в непреложной закономерности: одной причины не бывает. Как правило, ребенок в школе имеет все основания чувствовать себя лишним; семья не может служить защитой, а то и вовсе занимает сторону учителей; сверстники и их родители предпочитают выставлять за дверь. И не важно, что здесь стоит на первом месте, а что лишь усиливает давление. Главное в другом. Когда не на что надеяться и некому пожаловаться, жизнь утрачивает ценность. Стоит присмотреться, какими физическими страданиями оборачивается бродяжничание зимой (летом бегают из дома много реже), или представить себе, что надышаться парами бензина или клея до галлюцинаций означает задохнуться до потери сознания, что порезать кожу себе нормальный человек может разве что при угрозе неминуемой смерти (например, когда укусит змея), чтобы понять, какой силой обладает банальное равнодушие взрослых в картине психической средовой дезадаптации при, казалось бы, полном отсутствии признаков так называемой тяжелой жизненной ситуации.

К тому же не следует забывать, что в отроческом возрасте дети становятся как-то особенно чувствительны к проблемам взаимодействия поколений в целом. Время от времени их охватывают массовые влечения разрушительного свойства, когда в каждом конкретном случае вроде бы нет и намека на «стечение тяжелых личных обстоятельств». Например, по нашей стране накануне перестройки, пока взрослые еще ничего не осознали, хотя интуитивно чувствовали приближение эпохи тотального отчуждения, прокатилась волна отроческой токсикомании, когда парами бензина или клея дышали вполне благополучные дети из нормальных семей. И стоило взрослым озвучить и понять наступающие изменения уклада жизни, как дети успокоились, а токсикомания отступила на свои постоянные позиции: в подвалы и на чердаки, где обитают бродяжничающие маргиналы.

Должно быть, подсознательные мотивы отклоняющегося поведения, когда борьба за статус обессмысливается тем, что взрослым становится не до воспитания, не нужно сбрасывать со счетов.

Потребность узнать внутренние смыслы поведения (рождение самосознания, когда, образно говоря, закона уже нет, а Бога еще нет) в очередной раз ставит человека на порог неведомого. Сейчас – своей личности. Опыт познания мира должен быть направлен на познание себя. Подросток становится главным инженером проекта Я-концепции и должен отобрать из внешних значений то, что для этого годится. Естественно, стройку нужно сначала огородить. При помощи эмоционального и смыслового барьеров.

Эмоциональный барьервнешне проявляется как эгоизм. Еще вчера добрые и отзывчивые, дети равнодушно относятся к попыткам старших вызвать к себе сочувствие или интерес к своим заботам. Происходящее в мире взрослых перестает интересовать подростков. «Я не хочу сказать, что существует заговор против стариков, – говорил один из участников дискуссии о причинах современных молодежных движений, – просто они любят другое и хотят, чтобы мы любили то, что им нравится». Такой раскол в сфере чувств понятен, ибо именно с подросткового периода человек вместо прежней ориентации на предшествующее поколение, в поддержке которого он нуждался, начинает ориентироваться на грядущее поколение, которое сам готовится произвести. Это воплощается в разнообразных отклонениях от желаемого и ожидаемого поведения и служит причиной взаимных претензий, огорчений и недоразумений.

В свете новых чувств доводы рассудка приобретают своеобразную окраску. Попытки воздействовать на подростка в этот период представляются чрезвычайно затруднительными. То, что без затруднений доходило до сознания ребенка, как бы повисает в воздухе. Оно не воспринимается, так как не становится в сознании предметом обсуждения. Ярче всего смысловой барьердает о себе знать, когда бывает задето самолюбие подростка. В таких случаях после нескольких фраз он попросту перестает следить за ходом рассуждений своего оппонента. Однако и в обычном доброжелательном общении любая попытка взрослого навязать свое мнение, как правило, наталкивается на известное противодействие. Постоянная готовность отстаивать «независимое суждение» обусловливает специфическую черту подростков – активное стремление вступить в спор, используя для этого любую возможность. Внешне такой спорщик производит впечатление уверенного, он сам провоцирует возникновение спора, но стоит внимательно выслушать его или просто присмотреться к мотивам его оппозиционности, как обнаружатся тревожная настороженность, боязнь попасть в ситуацию, которая может поколебать создавшееся представление о себе. И как только неприкосновенность своего «я» оказывается под угрозой, психологические барьеры дают себя почувствовать.