Любовь Гребнева - Аврал. Разное

1.
Час самый поздний
и самый ранний —
один.
2.
Перед рассветом
в городе слышно
даже сверчка.
3.
Лишь только руку протяну —
как сдуло кошку с пьедестала —
мелькнув хвостом, исчезла в подворотне.
4.
Вот одинокая машина
перед светофором
застыла, оробев.
5.
Прошла компания навеселе:
их разговор занятно слушать!
…На площадь тихо опустился звездолёт.

У берега, в солнцем прогретой воде
резвятся детеныши рыб и людей;
по ней проплывают объедки, окурки…
Ох, слишком обидная рифма – «придурки».
И крышки, и склянки, и чей-то носок
покорно легли на ребристый песок.

Серым прохладным шёлком
Заволокло, намокло.
Набережная замолкла.
Здесь упёртых немного:
Бегают два-три йога.
И отдыхает Волга.
(сентябрь 2003)

1.
В Юрском парке, как всем известно,
дело вышло из-под контроля:
разбежались его динозавры,
на людей они наплевали
и начали жить для себя.
…
А в нашем музее опять засор:
в мойке, в раковине, в унитазе…
Был. Есть. И будет.
Потому что трубы узки,
а менять – нету денег и неохота,
и вообще люди свиньи…
Бедный сантехник надел очки
и возится уж который день.
– Ну как? Задышал что ли унитаз?
Которой ноздрёй?
– Э-э-э, – сантехник только махнул рукой. —
Задышал. Да надолго что ли…
2.
Приказ: отмыть в туалетах стены!
Заранее ноет рука…
Как глянешь вокруг – ну и срут джентльмены!
Следы – аж до самого потолка.
Пока «белизна» в пузыре не иссякла
И злости запал не пропал,
За дело, мадам! Эх, сюда бы Геракла…
Ха! А разве я – не Геракл?
…В глазах темно, но на сердце отрада:
Закончен и этот труд.
Конечно, в греческих мифах – всё правда.
Да сказки вообще не врут.
За сверхурочную отработку
И чтобы скрасить житьё,
Гераклу дали сотню. На водку.
А он на пельмени потратил её.

1.
Октябрь. С неба промозглая сыплет мура.
Наши дамы размокли с утра.
И тянутся в туалет вереницей
С чайниками, чтобы набрать водицы.
Чай готов. Вожделенный миг!
В вечность он проводник.
В теплую, уютную бездонность.
В сонность.
Но пробуждение – ах! —
Всегда неминуемый крах.
И вот у бездонности обнажается дно
Горою грязной посуды.
2.
Я много помню чаёв:
в библиотеке, в музее, в КБ, у подруг…
А также на кухне у Клары.
О, этот чай…
Он другим чаям не чета.
Этот чай – как заправка топливом перед стартом.
Этот чай – как разогрев мотора на летном поле.
И ты чувствуешь с каждым глотком,
как время
разрывает свои оковы,
и машина уже поет:
«Вперед! Вперед! На взлет!»
Скоро – взлет. Скоро – старт.
Без приборов. Без карт.
В Неизвестно-куда.
Как всегда.
(После чего мы шли работать к компьютеру).
(2003)

Толерантность (ужели?)
Ныне – тема научных бесед.
Это так: ловит ухо изысканных звуков букет.
Всюду слышен интеллигентный, вполголоса, говор,
И на воздушную поступь шагов отзывается мрамор.
Эти звуки не ранят меня!
Мне даже почудилось вдруг, будто я – в Париже,
И туалет, который я мою, – тоже в Париже.
И завожу я старинную песню
Про задумчивый голос Монтана,
И с парижской улыбкою
Смотрятся в зеркало
Кандидатки наук.
(октябрь 2002)

Чёрное утро. Я вижу – у липы
Искалечили ствол: ободрали кору.
Кто!? Кто!? Кто
Этот подонок, изверг, злодей!?
Где он!? Где он —
Я растерзаю его!
Липа, липа… Никто, ни один из людей
Не стоит и листика одного твоего.
Липа!
Как мне отомстить за тебя?
Какой устроить мне взрыв,
Чтобы содрогнулся весь этот подлый мир, наконец?
Ни от чего он не содрогнётся…
И я помню: учитель сказал,
Что каратель – это просто плохой работник.
И уж точно – плохой боец.
Утро. Туман. Ни души. Впрочем,
Здесь кто-то стоит. Да. Это рабочий
В страхе уставился на меня
И лепечет: «Что вы… Что вы… Ну что вы…
Это – не я!..»
(1 ноября 2002)

Надвинулась. Обступила.
Со всех сторон обложила.
Все поры забила
глянцевая тоска.
Трудно, брат.
Небоскрёбоэтажный мат
небесною музыкой сфер
покажется рядом с ней.
(2003)

Вот они – новогодние жертвы:
Сосенки, прошедшие через ЭТО.
Срублен ствол.
(Ты когда-нибудь сам проходил через ЭТО?)
Но у кого сохранились внизу хоть какие-то ветви —
Что поделаешь? – надо жить
И тянуться вверх, пусть коряво и криво.
Вот и тянутся:
сосны-зигзаги,
сосны-штыки,
сосны-лиры…
А ты, может, подумал, что эта сосна – урод?
Эх, уж лучше молчи.
И не поминай ИМ про Новый год.
(31 декабря 2003)

Не в бору девчонка ищет
До милёнка тропочки:
Ищут-ищут «генералы»
От Вселенной кнопочки.
Дорогие, да-да-да!
Вы найдёте, как всегда,
Только снова, вот беда,
Будет кнопочка не та.

Электроника и атом,
РНК и ДНК,
Экстрасенсы, телепаты —
Ну и хватит с нас пока.
Дорогие, да-да-да!
Вы нашли, но не совсем,
Есть ещё ведь кое-что,
А его не видно всем.

Что ж вы, братцы маху дали,
Как вы сразу не дошли?
В преисподней не искали
Да в себе не поскребли.
Дорогие, да-да-да!
Вы найдёте, как всегда,
Только снова, как всегда,
Будет кнопочка не та.
Ой, Самара-городок, неспокойная я…
(1995)

Тяжело, дружище Клят,
Из страны в страну таскаться
И талдычить всем подряд,
Что Земля ведь – не одна.
Люди слышать не хотят,
Чтоб куда-то собираться
На далёкую планету
От родимого угла.
А Новая Земля —
Прекрасная планета!
Там бабочки летят,
Как радужные ветры,
Варанчики играют
И строят города,
И ёжики гуляют
По улицам всегда!
(лето 1995)

Не горюй, дружище Клят,
На Земле народ тяжёлый,
На подъём весьма не скорый,
Но старался ты не зря.
Не поймёшь, когда и как
Всё меняется на свете —
И уже вздыхают дети:
«Где же Новая Земля?»
А Новая Земля – прекрасная планета и т. д.
(лето 2005)