Елена Сапогова - Лабиринты автобиографии. Экзистенциально-нарративный анализ личных историй

), то, как минимум, с внутренней интенцией «оставить себя самого потомкам» как «памятник образу жизни», достойному подражания. Ориентированность на имплицитное «автобиографическое соглашение» с читателем заставляет автора контролировать содержание «дневниковой биографии», исходя из этой цели – и тогда уже нежелательно выглядеть непредусмотрительным, смешным и пр.; всё это должно быть исправлено и скомпенсировано средствами нарратизации, чтобы не «потерять лицо». Да и сам факт записывания автоповествования уже семантически «выпрямляет» его содержание, делает его более социально-нормативным и линейным. Тем не менее, сказанное не исключает написание дневников и в исповедальной форме, «для себя» (именно поэтому на их чтение и/или публикацию часто накладывается запрет на много лет или они уничтожаются самим автором в конце жизни, не доходя до потенциального читателя).

В этом плане автобиографическая наррация, актуализируясь для разных целей, являет собой многоуровневое психологическое образование. И не случайно в последние десятилетия само слово «автобиография» замещается терминами «эго-документы» (ego-documents), «свидетельства о себе» (Selbstzeugnissen), «жизнеописания» (life-writings), «сочинения о своей душе» (le sécrits du for privé), «автодокументы» и пр.

Вообще, сам автобиографический жанр возникает как следствие общественного осознания единичности конкретной жизни, её уникальности . Психологически автобиография больше нужна рассказчику, чем слушателю: она стартует от самой себя и возвращается к себе, замыкается на самой себе, хотя в «середине пути» может фрагментарно в том или ином объёме рассказываться другим.

Мне всегда было интересно, как человек самоопределяется собственными значениями, как создаёт структуру и образы самого себя, как выстраивает концепцию своего «Я» и своей жизни, на каких основаниях начинает считать свой жизненный путь истинным и предназначенным единственно ему.

Несколько лет назад, читая одну из работ О. Э. Мандельштама, я наткнулась на термин «семантическая удовлетворённость», обозначавший своеобразное личностное переживание, возникающее в творческом «проясняющем акте понимания-исполнения». Фактически, он говорил о том, как поэту удаётся «схватить», удержать, обозначить и вербализовать некие непрерывно скользящие во внутреннем плане сознания текучие переживания, мгновенно вспыхивающие и тут же сменяющиеся новыми осознаниями «себя-в-происходящем». И хотя он имел в виду, в первую очередь, поэтическое творчество, такие проясняющие акты принципиально свойственны любому субъекту в актах автобиографирования – они являются одним из способов «схватывания» и фиксации собственной сущности.

Обозначить нечто, дать имя чему-то уникальному, родившемуся глубоко внутри тебя как отклик на бытие тебя и мира вместе – значит дать ему право на жизнь, сделать его достоянием социальных практик, ввести в повседневные дискурсы. Но взаимодействия человека с внешней и внутренней реальностью рождают многочисленные переживания, для которых часто бывает недостаточно усвоенных в социализации обозначений. Особенно это касается экзистенциальных («мойных», «яйных») переживаний (взаимности, отчаяния, откровения, смыслоутраты и пр.), устанавливающих для человека субъективную значимость, внутренний статус неких жизненных впечатлений. Кроме того, далеко не каждый человек в состоянии схватывать эти текучие «состояния себя » (термин М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорского), мгновения самосозерцания, опредмечивать их и выражать словами – иными словами, относиться к себе герменевтически.

Способность к самообозначению – своеобразное свидетельство зрелости личности, ведь очень долго всё то, что человек может отрефлексировать как переживаемое им самим, находит имя вовне и имеет характер «своего-чужого» (термин М. М. Бахтина) – мы как бы «узнаём» свои переживания и – косвенно – самих себя вовне. Но чем более объёмным и разнообразным становится жизненный опыт, чем больше граней обнаруживает взаимодействие человека с разными сферами реальности, чем развитее рефлексия, тем сильнее осознаётся собственное своеобразие и – вместе с ним – необходимость фиксировать себя вовне, обозначать уникальные феномены своего внутреннего мира.

Способность к созданию личностной герменевтики , то есть способность улавливать, дифференцировать и обозначать уникальные события и характеристики своего внутреннего опыта, не соскальзывая к привычным шаблонам и клише, подсказанным социализацией, и образует то, что мы обозначили термином « семиотическая компетентность» личности.

Вполне очевидно, что ее рождает некая внутренняя необходимость говорить о себе, конституировать и верифицировать себя и свою жизнь.

Консультирующие психологи давно заметили, что люди с бóльшим трудом говорят о своём внутреннем опыте, чем о своем поведении или совершенных действиях. И это объяснимо. Для любого субъекта непрерывная континуальность и непосредственно наблюдаемая данность собственного существования очевидна и не требует ни особого подтверждения, ни сколько-нибудь специфического анализа – внутри себя субъекту всегда и так про себя «все ясно». В этом внутреннем пространстве самосознание соотносится только с самим собой и для самоудостоверения ему не требуется никаких других верификаций. Тем не менее повседневные дискурсы полны разнообразных «историй о себе», рассказываемых людьми друг другу, а автобиографирование является одной из весьма распространённых социальных практик. Почему?

В том, чтобы открывать себя для других, есть своеобразная внутренняя потребность, для которой М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорский предложили термин «ментальная необходимость самовыговаривания» . Они говорили о ней как о своеобразном тяготении взрослого человека к тому, чтобы эксплицировать собственные внутренние характеристики, «высвечивать» себя для других (М. Хайдеггер), выносить свой персональный опыт в «пространство между» (В. П. Зинченко). Стремление интерпретировать самого себя для других, рассказывая истории о себе, помогает личности верифицировать себя, удостоверять и укоренять своё присутствие в мире путем соотнесения познанной аутентичности с социальными требованиями, темпоральными канонами и принятыми в данных этносах и культурах эталонами и архетипами.

В автобиографировании самовыговаривание получает свою наиболее завершенную форму, а его результатом становится удовлетворяющая рассказчика текстовая идентификация его жизни. Но еще больше автобиографирование необходимо человеку для того, чтобы фиксировать итоги постоянно текущего во внутреннем плане сознания герменевтического процесса индивидуации – построения, складывания собственного самобытного «Я». В нем появляется возможность выделять в непрерывном жизненном пути отдельные, субъективно завершённые фрагменты и придавать им смысл , тем самым постепенно охватывая процессом осмысления всё больший объём собственного жизненного пути.

Читать дальше