Дмитрий Леонтьев - Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

Интерпретация закономерностей искажения субъективной оценки вероятности исходит из роли этого параметра в преднастройке субъекта к определенной деятельности. «Ожидание (или сознательное неожидание) события и есть одна из форм воздействия на характер взаимодействия человека с событием» (Асеев, 1982, с. 239). Готовность реагировать на высокозначимые события столь же важна, как и готовность реагировать на высоковероятные события: за неадекватное реагирование на высокозначимое, пусть даже почти невероятное событие приходится иногда расплачиваться дорогой ценой. Поэтому, как отмечает В.Г.Асеев (1981), человек практически не ожидает малозначимые и маловероятные события и, напротив, ожидает высокозначимые или высоковероятные. Эти два параметра тем самым оказываются тесно взаимосвязанными: «Одно и то же по внешнему проявлению поведение… может быть следствием либо преувеличения (преуменьшения) значимости события, либо… субъективной его вероятности» (Асеев, 1981, с. 317). Искажение субъективной вероятности может быть вызвано и иными факторами. Так, нередко (как, например, в описанных выше экспериментах К.Шнайдера) оно отражает факт принятия желаемого за действительное. «Здесь содержательно-смысловые образования как бы проецируются на действительность…» (Асеев, 1982, с. 41). За действительное может приниматься и то, чего человек сильно опасается.

Четыре описанных класса личностно-смысловых искажений образа представляют лишь искажения отдельных параметров объектов или явлений. Несколько особняком стоят случаи искажения самих объектов, ошибки их узнавания, когда одно принимается за другое. Из числа экспериментальных подтверждений личностно-смысловой детерминации ошибок узнавания сошлемся на исследование Е.Ф.Бажина (1971), который предъявлял своим испытуемым записанные на магнитофон слова с инструкцией повторять их. Оказалось, что больные алкогольным психозом, острым алкогольным галлюцинозом и белой горячкой с удивительным постоянством ошибочно воспринимали некоторые слова. Вместо слова «зарисовка» они слышали «за решетку», вместо «клуб» – «глуп», вместо «пушистый» – «душить» и т. д. Вместе с исчезновением острой симптоматики исчезали и ошибки восприятия, хотя некоторые из них были у больных алкогольным психозом довольно устойчивыми («штопать» – «штопор»). Другое проявление тех же ошибок узнавания – очитки. 3.Фрейд (1926) убедительно показал, что многие кажущиеся случайными очитки имеют глубокий смысл, связаны сложным образом с мотивами, установками и конфликтами личности.

Еще одной формой личностно-смыслового структурирования образа является субъективная интерпретация неопределенной информации. Одним из примеров является способ видения двузначного изображения, на который можно повлиять, сообщив одному из вариантов изображения положительный или отрицательный личностный смысл (Чхартишвили, 1971 б). Другим примером является психодиагностическая методика ТАТ (см. Леонтьев Д.А., 1998 б), позволяющая квалифицированному психодиагносту по характеру искажений и особенностям интерпретации и структурирования стимульного материала сделать выводы о мотивационно-смысловых детерминантах этих искажений. Наконец, множество примеров подобного рода можно найти в исследованиях по социальной перцепции, где давно известно, что черты и поведенческие проявления других людей имеют тенденцию восприниматься и интерпретироваться в соответствии с уже имеющимся представлением об этих людях или с заданной в ситуации эксперимента установкой (см. Бодалев, 1965; 1970; Курячий, 1984). Эти эффекты хорошо известны в психологии; мы не будем на них останавливаться, тем более, что соответствующие примеры интерпретации не позволяют говорить об искажениях, поскольку объективные характеристики оцениваемого объекта использовать для сравнения невозможно; можно лишь сравнивать интерпретации различных групп испытуемых между собой.

Богатый феноменологический материал для анализа смысловых трансформаций образа дают произведения искусства, в которых наиболее интересным является как раз индивидуальное своеобразие видения художником или писателем привычных для нас вещей. При этом, как мы стремились показать в данном разделе, субъективность образа, в том числе художественного образа, строится по объективным законам. Кроме объективной истины положения вещей в мире есть еще субъективная истина восприятия мира человеком: «Сказать, что он врет, нельзя – он так видел» ( Тендряков, 1980, с. 434). Наиболее наглядно смысловое структурирование и искажение содержательных характеристик художественных образов, служащее цели выражения художником задуманного им смысла, выступает в изобразительном искусстве, начиная уже с палеолита. Это искусство всецело концентрировалось вокруг изображения «доминант бытия» первобытного человека, сводясь к двум основным сюжетам: наскальные изображения животных – объектов охоты – и скульптурные женские фигуры. Искусству палеолита, как отмечают исследователи, присущ глубокий реализм, однако он отличается своеобразными чертами. «Изображения женщин реалистичны именно тем, что в них подчеркиваются черты зрелой женщины-матери, то есть те черты, которые в глазах художника имели, видимо, важнейшее значение. При этом он полностью пренебрегал или исполнял небрежно все другие, с нашей точки зрения, существенные детали. Преувеличенные груди, бедра, живот, переданные тем не менее очень живо и правдиво, резко контрастируют с суммарной трактовкой лица и примитивной передачей ног ниже колен» (Абрамова, 1966, с. 31; см. также Елинек, 1982; Столяр, 1985). Эти особенности изображения женской фигуры, устойчиво присущие фигуркам, найденным в самых разных регионах планеты, интерпретируются исследователями по-разному: как выражение сексуального отношения к изображаемому объекту, как символика, связанная с культом плодородия, или же как анимистическая символика (см. об этом Столяр, 1985, гл. 7); вне зависимости от этого указанные особенности свидетельствуют о том, что в художественном образе утрированно подчеркиваются детали, наиболее значимые с точки зрения любой из этих трех интерпретаций, и игнорируются незначимые.

Подобные изобразительные приемы, естественно, свойственны не только палеолиту. Искусство XX века, с его стремлением к поиску новых форм, дает не меньше иллюстраций смыслового структурирования картины мира, заслуживающих специального анализа с психологической точки зрения (см. Леонтьев Д.А., 1998 а, а также раздел 5.6.). В основном речь идет о структурировании пространства. Эффекты структурирования времени для передачи смысла используются в современном кинематографе и, в меньшей степени, в театре.