Сергей Степанов - Приключения IQ, или Кто на свете всех умнее

Профессор Пенсильванского университета Дж. Барон считает недостатком существующих тестов IQ, что они не оценивают рационального мышления. Рациональное мышление, т. е. глубокое и критическое исследование проблем, как и самооценка, являются ключевым компонентом того, что Баррон называет «новой теорией о компонентах интеллекта». Он утверждает, что такое мышление легко можно будет оценить с помощью индивидуального теста: «Вы предлагаете ученику задачу и просите его думать вслух. Способен ли он к альтернативам, к новым идеям? Как он реагирует на ваши советы?»

Стернберг не вполне согласен с этим: «Проницательность является составной частью моей теории интеллектуальности, но я не думаю, что проницательность – рациональный процесс».

Барон, напротив, полагает, что мышление почти всегда проходит одни и те же этапы: формулирование возможностей, оценка данных и определение целей. Разница только в том, чему придается больше значения, например, в художественной области преобладает скорее определение целей, чем оценка данных.

Хотя Стернберг и Барон пытаются расчленить умственные способности на составные части, в концепции каждого из них безоговорочно присутствует традиционное представление об общей интеллектуальности.

Гарднер и Фелдман придерживаются другого направления. Оба они – руководители проекта «Спектрум» – объединенных исследований, направленных на развитие новых путей в оценке умственных способностей. Они утверждают, что у человека не одна интеллектуальность, а несколько. Иначе говоря, они ищут не «нечто», а «множественность». В книге «Формы интеллекта» Гарднер выдвинул идею о существовании семи присущих человеку сторон интеллекта. Среди них есть лингвистическая интеллектуальность и логико–математическая, оцениваемые тестом IQ. Затем он перечисляет способности, которые ученые традиционного направления никогда не сочли бы интеллектуальностью в полном смысле слова – музыкальные способности, способность к пространственному видению, а также кинестетические способности.

К еще большему возмущению сторонников традиционных тестов, Гарднер добавляет «внутриличностные» и «межличностные» формы интеллектуальности: первая приблизительно соответствует самоощущению, а вторая – коммуникабельности, способности общаться с окружающими. Одно из главных положений Гарднера состоит в том, что можно быть «умным» в одной сфере и «глупым» – в другой.

Идеи Гарднера сложились в ходе его исследований как лиц, страдающих нарушением мозговой деятельности, так и вундеркиндов. Первые, как он установил, были способны к одним умственным функциям и неспособны к другим; вторые проявляли блестящие способности в определенной области и лишь посредственные в других сферах. Фелдман также пришел к своим идеям о множественных интеллектуальностях в связи с изучением вундеркиндов. Он выдвигает главный критерий: исследуемая способность должна соответствовать определенной роли, профессии или назначению человека в мире взрослых. Он говорит, что «это ограничение позволяет нам не доводить число форм интеллекта до тысячи, десяти тысяч или до миллиона. Можно представить себе сотни форм интеллекта, но когда вы имеете дело с деятельностью человека, это не кажется преувеличением».

Таковы лишь некоторые из множества разнообразных подходов, составляющих сегодня пеструю мозаику под названием «теории интеллекта». Сегодня нам приходится признать, что интеллект – это скорее абстрактное понятие, объединяющее множество факторов, а не конкретная данность, которую можно измерить. В этом отношении понятие «интеллект» в чем‑то сродни понятию «погода». О хорошей и плохой погоде люди вели речь с незапамятных времен. Не так давно они научились измерять температуру и влажность воздуха, атмосферное давление, скорость ветра, магнитный фон… Но так и не научились измерять погоду! Она так и осталась в нашем восприятии хорошей либо плохой. Совсем как ум и глупость.

28 мая 1952 г. в американском Journal of Abnormal and Social Psychology была опубликована статья Джорджа Мэндлера и Сеймура Сарасона, без ссылок на которую с тех пор не обходится ни одно серьезное руководство по психодиагностике. Статья называлась «Исследование тревожности и научения» и была посвящена проблеме так называемой тестовой тревожности. Многие исследователи еще задолго до этого замечали, что на успешность выполнения психологических тестов, в первую очередь тестов интеллекта, оказывает влияние целый ряд факторов, которые лишь косвенно связаны с оцениваемым качеством, а то и не связаны вовсе. Было показано, что важную роль играет так называемая тестовая искушенность: более высокие результаты показывает тот, кто уже имеет опыт решения тестовых задач. Была даже предложена соответствующая процедура – так называемый претест, или пробное, ознакомительное тестирование, позволяющее испытуемому сориентироваться в ситуации, чтобы потом, при настоящем тестировании не испытывать неуверенности. Однако для достижения объективных результатов этого оказалось недостаточно. Были высказаны предположения, что успешность тестирования в значительной мере опосредована самооценкой испытуемого, его уровнем притязаний, всей структурой его мотивационной сферы. Проверке этих гипотез посвящено множество исследований, которые ведутся по сей день. Их весьма разноречивые результаты пока позволяют однозначно сделать лишь одно общее заключение: измерить интеллект «в чистом виде» практически невозможно, поскольку в исполнении самой измерительной процедуры задействовано слишком много побочных факторов.

Мэндлер и Сарасон первыми предприняли попытку исследовать зависимость результатов тестирования от степени душевного равновесия тестируемых. Ими было установлено, что существует обратно пропорциональная связь между уровнем тревожности и показателями тестов интеллекта и тестов достижений, которая отмечается как у взрослых, так и у детей. Иначе говоря, чем более обеспокоен тестируемый, тем ниже его шансы предстать умным по результатам тестового обследования. Впоследствии С. Сарасоном в Йельском университете было выполнено еще несколько исследований (опубликованных в начале шестидесятых), которые в целом подтвердили выявленную закономерность. Аналогичные данные были получены К. Хиллом с соавторами (1964, 1966), а также И. Годри и Ч. Спилбергером (1974). Последним был даже разработан соответствующий опросник, позволяющий количественно оценивать степень ситуативной тревожности, что придало исследованиям в данной области статистическую убедительность.

Однако, среди исследований, широким фронтом развернувшихся с начала пятидесятых, после новаторской работы Мэндлера и Сарасона, отнюдь не все однозначно свидетельствовали в пользу их выводов. Так, Д. Френч (1962) не обнаружил значимых различий в результатах тестирования студентов колледжей в напряженной и спокойной обстановке. Кроме того, было отмечено, что в выявленной взаимозависимости невозможно определить направление причинно–следственных связей. Не исключено, что у детей возникает тревожность при тестировании из‑за того, что когда‑то они плохо выполнили тест и у них сохранилось впечатление предыдущей неудачи и разочарования. В пользу такого объяснения свидетельствует тот факт, что у испытуемых с высокими показателями по тестам интеллекта исчезает обратная связь между уровнем тревожности и успешностью.