Андрей Курпатов - Складка времени. Сущность и критерии

«Мы живем в эпоху, когда ценность данных, образов и идеологий превосходит ценность материальных приобретений и физического пространства, – пишет медиа-аналитик и тот самый «активист», изобретший термин «медиа-вирус», Дуглас Рашкофф. – В конечном итоге мы достигли наших континентальных пределов; мы увидели Землю из космоса по национальному телевидению. Иллюзия безграничности незавоеванных территорий разрушена навсегда. Свободного пространства попросту больше нет, колонизировать больше нечего. […] Единственная среда, в которой наша цивилизация еще может расширяться, наш единственный настоящий фронтир – это эфир, иными словами – медиа. […] Непрерывно расширяющиеся медиа стали настоящей средой обитания – пространством, таким же реальными по всей видимости, незамкнутым, каким был земной шар пятьсот лет назад. Это новое пространство называется инфосферой.

Инфосфера, или «медиа-пространство», новая территория, открытая для человеческого взаимодействия, расширения экономики и в особенности для социальных и политических махинаций. […] Точно также, как теперь экологи понимают, что жизнь на этой планете является частью единого биологического организма, медиа-активисты рассматривают инфосферу как кровеносную систему, в которой циркулируют информация, идеи и образы. […] Как индивидуумы, все мы подвергаемся воздействию инфосферы каждый раз, когда вступаем в контакт с коммуникационными технологиями – такими, как телевидение, компьютерные сети, журналы, видеоигры, факсы, радио-шоу, компакт-диски или видеокассеты» [109] Рашкофф Ą. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание /Пер. с англ. Д. Борисова. – М.: Ультра. Культура, 2003. – 368 с. .

Упоминание компакт-дисков и видеокассет вполне естественно – книга увидела свет в 1994 году, а с тех пор много технологической воды утекло, и тенденции, описанные в этой работе, только усиливались.

Впрочем, «инфосфера», наверное, не самый удачный термин для обозначения той среды, в которой все мы по большому счету и существуем. Да, физически (как физическое тело) мы пребываем в физическом же мире, но никто из нас, я думаю, не решится идентифицировать себя просто и только со своим физическим телом. Для нас «мысами» – это личность, сознание, субъективное «я», психика, наконец, душа (в зависимости от принятой на вооружение мировоззренческой концепции). Понятно, что этот загадочный эпифеномен психического (как его ни назови) – «мысами» – существует в некой адекватной ему среде, разделяемой с нами другими людьми. Эта разномастная «среда» – нашего языка (множества языков), господствующих представлений и тиражируемых образов (во всех существующих культурах) – включает в себя, во-первых, то, что происходит в наших индивидуальных внутренних мирах (все наши переживания, знания, мысли, сновидения и др.), во-вторых, коммуникативное взаимодействие с другими «носителями сознания», и в-третьих, наши бесконечные (теперь уже) контакты с источниками информации – телевидением, интернетом (включая социальные сети), книгами, фильмами, картинами и т. д.

Терминов, пытающихся как-то охватить и означить эту, не поддающуюся означиванию, трехголовую горгулью, изливающую из самой себя среду своего же обитания, много – от самого понятия «культуры» (в широком смысле этого слова и потому, к сожалению, совершенно невнятного) и слишком мистифицированной «ноосферы» (© В.И. Вернадский, Э. Леруа, П. Тейяр де Шарден) до упомянутой «инфосферы», «информационной среды», «сферы сознания», «виртуалистики» и т. д. и т. п.

Что есть этот загадочный мир, пытались объяснить (если не начинать плясать уж от самой печки – Платона и, например, И.Г. Фихте) и Людвиг Витгенштейн (с его «границами моего языка, определяющими границы моего мира»), и Ролан Барт в своих «Мифологиях» (через разработанное им семиотическое понятие «мифа»), и Жан Бодрийяр (в частности, в «Символическом обмене и смерти», «Политической экономии знака» и, наконец, «Симуляции и симулякрах») с Жилем Делезом (см. «Различие и повторение») – оба они говорили о «симулякрах». Ричард Докинз предложил использовать понятие «мема», реплицирующего, подобно генам, культуру. Его последователи создали целое направление исследований – «меметику», из которой, собственно, и выросли социально-политизированные идеи «инфосреды» и «медиа-вируса» Дугласа Рашкоффа, «психических вирусов» Ричарда Броуди, «пустышки» Николаса Kappa и т. д. и т. п.

Каждый из них, включая Грегори Бейтсона, Дэниела Деннета, Василия Васильевича Налимова и многих-многих других (это как раз тот случай, когда лучше вообще никого не упоминать, чтобы никого не обидеть), что-то внес в понимание той реальности, которая на самом-то деле и является для нас основной, а для нашей субъективности – так и вовсе единственной. Но никому до сих пор так и не удалось назвать ее общеупотребимым впоследствии термином [110] Профессор В.В. Налимов, впрочем, использовал весьма продуктивное понятие «мир семантической реал ьности», причем, развивая его, он смог достаточно подробно продемонстрировать отношение «собственного времени» и «мышления» («как отчетливой проявленности смыслов»). Однако при всей грандиозности подхода Василия Васильевича и большом значении достигнутых им результатов некоторое сомнение вызывает сам феномен «смыслов» Налимова, которые, согласно автору обладают существованием и вне конкретных человеческих мозгов-умов (неслучайно свой подход В.В. Налимов и сам называл «вероятностной метафизикой»), с чем я не могу согласиться. Налимов В.В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. – Изд. 3-е.—М.: Академический Проект; Парадигма, 2011.—399с. .

Обнаруживающаяся здесь терминологическая трудность весьма естественна и неизбежна. Неологизмы (например, «ноосфера») не приживаются, поскольку кажутся слишком оторванными от очевидности той реальности, которую они силятся означить; кроме того, нас не может не смущать несоответствие масштабов – какому слову мы доверим означить весь наш мир разом? А ведь именно таким образом и обстоят дела: все, что мы считаем «объективным» и «материальным», всегда и только – дано нам через эту сферу идеального, а потому для нас на самом-то деле нет ничего, что лежало бы за его – этого «идеального» мира – пределами. Потому, видимо, и попытки воспользоваться уже знакомыми словами, придав им новый смысл, оказались исторически несостоятельными: «культура», «лингвистическая картина мира», «массовое сознание», «информационная среда» и т. д. – все они хороши, но акцентируют лишь какие-то аспекты той реальности (сферы, среды и т. п.), о которой идет речь, но не могут ухватить ее целиком.