Дейл Карнеги - Как выработать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично

Писатель Ричард Хардинг Дэвис рассказал нью-йоркской аудитории, что мечеть Святой Софии «также велика, как театральный зал на Пятой авеню». Он сказал также, что итальянский порт Бриндизи «выглядит, как Лонг-Айленд, если въезжать в него сзади».

Используйте этот принцип в своих выступлениях. Если вы описываете Великую пирамиду, то сначала сообщите слушателям, что ее высота составляет четыреста пятьдесят один фут, а затем сравните ее с каким-нибудь зданием, которое они видят каждый день. Расскажите, какое количество городских кварталов занимает площадь ее основания. Говоря о тысячах галлонов или сотнях тысяч баррелей чего-то, не забудьте упомянуть, сколько помещений, равных тому, в котором вы читаете свою лекцию, можно заполнить таким количеством жидкости. Вместо того чтобы говорить, что какой-то предмет имеет высоту двадцать футов, лучше сказать, что он в полтора раза выше потолка зала, в котором вы сидите. Вместо того чтобы указывать дистанцию в милях, предпочтительнее указать, что это примерно столько же, сколько до ближайшей железнодорожной станции или до какой-то улицы.

Если вы принадлежите к какой-то определенной профессии, то есть если вы юрист, врач или инженер, то должны быть вдвойне осторожны, беседуя с людьми, не связанными с вашей профессией, и пытаясь объяснить им какие-то подробности.

Я говорю «вдвойне осторожны» потому, что в силу своих профессиональных обязанностей выслушал сотни крайне неудачных выступлений. Ораторы совершенно не осознавали, что большая часть публики не имеет никаких познаний в их области. Что же получалось? Подобно адвокату из примера, приведенного в начале этой главы, они изливали на слушателей потоки слов, которые отражали их профессиональные знания и были абсолютно понятны им самим, но для непосвященных были такими же мутными, как воды Миссури после июньских дождей, прошедших над свежевспаханными кукурузными полями в Айове и Канзасе.

Что же делать такому оратору? Ему следовало бы прочесть и усвоить совет бывшего сенатора штата Индиана Альфреда Бевериджа: «Очень полезно выбрать среди слушателей наименее подготовленного с виду человека и постараться вызвать у него интерес к вашим рассуждениям. Этого можно добиться только путем ясного изложения фактов и четкой аргументации. Еще лучше сосредоточить свое внимание на маленьком ребенке, пришедшем вместе с родителями.

Скажите сами себе, что постараетесь говорить настолько понятно, чтобы даже ребенок понял и запомнил ваши объяснения по рассматриваемому вопросу, а после выступления смог повторить то, что вы сказали».

Я помню, как один врач, обучавшийся у меня на курсах, во время выступления сказал: «Диафрагмальное дыхание, несомненно, помогает перистальтике кишечника и поэтому полезно для здоровья». Он уже собирался закончить эту часть выступления и перейти к следующей теме, но я остановил его и попросил поднять руки тех, кто знает, чем диафрагмальное дыхание отличается от других типов дыхания, почему оно полезно для здоровья и что такое перистальтика кишечника. Результат опроса оказался для врача полной неожиданностью, поэтому он вернулся к этой теме и дал следующее пояснение: «Диафрагма – это тонкая мышца, образующая дно грудной полости под легкими и верхнюю часть брюшной полости. При поверхностном грудном дыхании, когда диафрагма бездействует, она выгнута вверх, подобно перевернутой тарелке.

Если же вы дышите животом, то каждое усилие при вдохе делает эту куполообразную мышцу почти плоской. При этом вы чувствуете, как напрягаются мышцы живота. Это давление на диафрагму массирует и стимулирует желудок, печень, поджелудочную железу и селезенку, солнечное сплетение.

При выдохе желудок и кишечник вновь прижимаются к диафрагме и снова получают массаж, что помогает процессу удаления из организма остатков пищи.

Наше здоровье в огромной степени зависит от кишечника. В большинстве случаев несварение желудка, диарея и интоксикация проходят сами собой, если желудок и кишечник упражняются в результате глубокого диафрагмального дыхания».

Как вы думаете, на этот раз аудитория поняла смысл сказанного? Конечно.

Линкольн всегда стремился высказывать свои мысли таким образом, чтобы они сразу были понятны каждому. В ходе своего первого выступления в конгрессе он употребил слово «показуха». Его друг Дефриз, работник издательства, сказал, что такое выражение, может быть, годится для выступления перед публикой в Иллинойсе, но непригодно для опубликования в историческом государственном документе. «Знаешь, Дефриз, – ответил ему Линкольн, – если ты считаешь, что настанет время, когда люди не поймут, что такое показуха, я заменю ее другим словом, а пока пусть все остается как есть».

Однажды он объяснял президенту колледжа Нокс доктору Гулливеру, как он развил в себе «страсть» к простому языку: «Я помню, что в детстве всегда сердился, когда кто-то говорил со мной языком, которого я не мог понять. Мне кажется, я ни на что так больше не сердился в своей жизни. От этого у меня всегда портилось настроение; это раздражает меня и по сей день. Я помню, как, услышав разговоры соседей с отцом, уходил вечером в свою маленькую комнату и долго ходил ночью из угла в угол, пытаясь уловить точный смысл отдельных непонятных высказываний. Если меня охватывала такая погоня за смыслом, я, как ни пытался, не мог заснуть, пока, как мне казалось, не улавливал его. Я не успокаивался до тех пор, пока, повторяя эти слова раз за разом, не мог выразить их достаточно простым языком, который мог быть понятен любому из знакомых мальчишек. Это стало моей страстью, и она не оставляет меня до сих пор».

Страсть? Да, пожалуй, можно сказать и так. Его учитель Грэхем из школы в Нью-Сейлеме вспоминал: «Были случаи, когда Линкольн часами пытался найти наилучший способ выражения своей мысли из трех имевшихся у него вариантов».

Одна из самых распространенных причин, по которой люди не могут донести свою мысль до окружающих, состоит в том, что она непонятна им самим. Туманные впечатления! Неопределенные расплывчатые идеи! И что же в результате? Их разум совершенно не способен работать в таком умственном тумане. Им следовало бы так же беспокоиться по поводу неясности или двусмысленности, как это делал Линкольн, и использовать его методы.

Нервы, которые ведут от глаз к мозгу, как мы уже отмечали в главе четвертой, во много раз толще, чем те, что ведут от ушей, а наука утверждает, что мы уделяем в двадцать пять раз больше внимания зрительным ощущениям, чем слуховым.