Дженни Мэнсон - Что это значит: быть собой?

В основе всех моих действий лежит чувство долга. Я редко делаю что-то просто по зову сердца или по наитию. По-моему, мне не хватает спонтанности. То, что другие люди, по их словам, делают из чувства любви, я делаю из чувства долга. Я ничего не воспринимаю как должное, когда встречаю или посещаю кого-то (например, родственника или друга). Я знаю одно: для того, чтобы быть абсолютно спокойным и довольным, мне нужно очень хорошо расслабиться. Но потом мне опять требуется знать заранее, о чем я могу говорить, чтобы наладить с кем-то контакт. В противном случае я не понимаю, как мое общество может быть приятно. Таким образом, я признаю, что мною часто движет чувство долга. Это не говорит о том, что я не получаю удовольствия от встреч с другими людьми, но первые минуты зачастую приносят дурное предчувствие и ощущение надвигающейся катастрофы. Иногда мне кажется, что я какой-то эмоциональный робот. Однако на определенном этапе ощущение того, что я все делаю из чувства долга, превращается в нечто более душевное. Общие чувства и переживания, шутки и взгляды способствуют возникновению любви и нежности.

У некоторых людей бывают особенно яркие сны, которые они помнят после пробуждения. Я знаю, что мне снятся сны, но как только я просыпаюсь, образы сновидений тут же улетучиваются. Временами мне кажется, что я что-то упускаю. Как другим людям удается видеть сны, которые они запоминают? У меня это не получается. Утром я помню только последние мысли, которые у меня были вечером перед тем, как я заснул. Первые утренние мысли обычно такие: где я был вчера, что меня беспокоило вечером перед сном? И хотя я люблю поспать, иногда мне кажется, что это напрасно потраченное время. Если у других людей сны обогащают их эмоциональную жизнь, то у меня в этом плане почти пусто. Впрочем, я говорю «почти», потому что время от времени я вижу одни и те же сны. Они бывают двух видов. К первому относятся экзамены, к которым я забыл подготовиться: я только что перешел на третий и последний курс в университете и не могу запомнить, какой предмет учу. Во вторую категорию входят сны о том, как я продолжаю жить в родительском доме, хотя уже давно его продал и жду вселения новых владельцев – но те никогда этого не сделают.

С годами человек становится все раздражительнее и брюзгливее, а мне все труднее и труднее получать вдохновение от перспективы провести отпуск в экзотическом месте, заработать больше денег или купить более мощную машину. Иногда это меня беспокоит. Но я периодически думаю о траурной речи священника, который, говоря об одном из друзей семьи, сказал, что он как будто бы смеялся над жизнью и над тем, что другие люди считали важным. Он казался совершенно безразличным. Возможно, я чувствую то же самое. Когда дело доходит до этого, я думаю: «Что я собой представляю, кроме того, что являюсь структурой, состоящей из миллиардов клеток, которые с таким же успехом могли бы прийти в жизнь в какой-то другой форме – например, в виде амебы?» Достаточно того, чтобы этот набор клеток был способен наслаждаться даже мгновенным оживлением от прогулки вдоль мыса Бичи-Хед при штормовом ветре, не думая о том, что было до этого и что произойдет потом. Самыми счастливыми для меня являются те минуты, когда я целиком и полностью отдаюсь восприятию момента, не думая о том, что я сделал для того, чтобы попасть сюда, или о том, что остается про запас на будущее, даже на следующее мгновение. Мой набор клеток празднует свое существование здесь и сейчас. Что может означать перспектива иметь больше денег в такие моменты абсолютного счастья? Ничего. Настоящей перспективой зрелого человека является получение полного наслаждения от качания на качелях в парке, когда вы взлетаете все выше и выше, и у вас нет ни прошлого, ни будущего, а только один бесконечный момент абсолютного счастья.

Я считаю, что вопрос «Что значит быть собой?» должен касаться как личных качеств, так и жизненного опыта, то есть характера и воспитания. Поэтому, чтобы дать вам четкое представление о том, что значит для меня быть собой, я попытался рассмотреть оба эти параметра.

Воспоминания о детстве у меня в основном хорошие. Мой отец увлекался греблей на каноэ (каяке), и мы почти все выходные проводили в кемпингах, чтобы папа мог заниматься своим любимым делом. Мы с сестрой Сарой (она старше меня на год и пять месяцев) любили типовые новозеландские кемпинги 1970-х годов с «абсолютным минимумом» удобств. Это были не туристические лагеря, тогдашние кемпинги располагались в Национальном парке или на фермерском участке, где не было ни водопровода, ни туалета. Моя мать не занималась греблей на каноэ, в ее задачу входило следить за нами на территории кемпинга, пока папа был занят. Она мазалась детским маслом и загорала. Тогда никто не беспокоился о раке кожи и других последствиях длительного пребывания на солнце. Выходные, проведенные в кемпинге, всегда доставляли удовольствие и позволяли расслабиться. У нас с Сарой было несколько великолепных приключений, и мы оба до сих пор любим отдыхать в кемпингах и на природе (хотя теперь, став старше, я предпочитаю немного более комфортный отдых, чем сон на твердой земле).

Я помню, как однажды в Пасху мы были в кемпинге, рядом с местом, где папа занимался греблей. Родители спрятали пасхальные яйца на участке, где мы расположились. Мы с сестрой должны были найти их прежде, чем на них наступят гулявшие по участку коровы. У нас с Сарой остались воспоминания об этом празднике и о поиске яиц, и я хочу, чтобы моим детям тоже запомнились такого рода приятные события.

Мы бывали в кемпингах по выходным, а кроме того, длинный летний отпуск мы тоже проводили в кемпинге на севере, на прекрасных пляжах с белым песком. В жаркие летние дни мы с Сарой много купались и занимались исследованием водоемов, образующихся во время прилива. Мы дружили с другими детьми из кемпинга, но нам нравилось играть и вдвоем. Как правило, мы выезжали из дома в полночь и ехали на север, чтобы с рассветом прибыть в кемпинг. Сборы в дорогу уже сами по себе были приключением. Нас мыли под душем, а потом переносили в мамино и папино кресла в гостиной (чтобы мы снова не запачкались), и мы должны были сидеть там, пока нас не усаживали в машину. Причина того, что родители были так озабочены нашей чистотой, заключалась в том, что в машине мы сидели на постельных принадлежностях, необходимых для отпуска. Задние сиденья были забиты вещами до самых окон. Ирония заключалась в том, что как только мы останавливались на заправке, мы с Сарой выскакивали из машины и бежали по грязной площадке в туалет, а потом снова усаживались на постельные принадлежности – на этом их сохранение в чистоте и заканчивалось.