Дженни Мэнсон - Что это значит: быть собой?

Мое детство проходило в четырех местах: в колониальной Африке, где я родился, в закрытой школе-интернате, в Ирландии и в Англии. Мое благополучие в ту пору было нарушено несколькими факторами: школа-интернат располагалась в другой стране, в чуждой мне системе и культуре; я был длительное время разлучен с родителями и другими членами семьи; мне пришлось переключаться с моральных устоев частной закрытой школы на образ жизни ирландского рабочего класса. Общим фактором являлась только католическая вера, которая глубоко укоренились в бесплодной во всех других отношениях почве.

Африка никогда не была для меня настоящим домом. Присутствие европейцев не создавало чувства постоянства и стабильности. Мы были неким экзотическим атрибутом, но реального участия в жизни страны или континента, похоже, не принимали. Я (как и, полагаю, вся моя семья) не смог прижиться в этой стране и найти общий язык с ее обитателями. В раннем детстве я часто задавался вопросом, какой будет жизнь в Англии, куда мы переедем, и в каком доме мы будем жить. Все было очень неопределенно. Нельзя сказать, что жизнь в Африке не имела никакого значения. В конце концов, я там родился. Позже я вернулся в Африку, чтобы там работать. Я представлял одну из африканских стран в спорте и получил степень выпускника высшего учебного заведения в качестве специалиста по этому региону. Но мне все равно не удается установить приемлемых отношений с местными особенностями.

Приятными моментами детских лет были каникулы, проведенные у бабушки в Ирландии. Казалось, что люди, в обществе которых я находился, выработали определенный уровень принятия каждого человека и его поведения.

Как я узнал позже, это было общество разговоров лицом к лицу. Социальное взаимодействие между людьми, конечно, имело значение, но оно подразумевало определенную степень принятия каждого человека и его характерных особенностей. Даже полусумасшедшая старая женщина, жившая недалеко от центра города, действиями которой управляло выпитое спиртное, вносила свой вклад в повседневную жизнь. Если временами в ее адрес звучала критика, то это окупалось признанием того вклада, который она вносила – как минимум, она позволяла другим ощущать свое превосходство. Казалось, что общество признавало существование внутри себя любых различий. Принятие поддерживалось также экономическими условиями: в мире мелких лавочников и ремесленников при ограниченном количестве денег терпимо относятся к другим людям, потому что они являются покупателями и заказчиками.

В то время в Ирландии еще не было телевидения, и духовная жизнь имела в основном социальную направленность. Люди были грамотны, но не литературно образованны. Психологическая основа репутации создавалась главным образом вне дома: более важным казалось то, что человек делает в сообществе, а не в пределах своей семьи. Правдой считалось то, что таковой называлось; люди рассказывали о произошедшем, а слушатели могли скорректировать свои взгляды, чтобы не нарушать статус говорящего.

Все это социальное взаимодействие разыгрывалось на фоне элементарного выживания. Относительная духовная бедность была отражением относительной реальной бедности; оба эти фактора имели последствия для семьи и личных отношений. Позднее я сравнил опыт валлийской бабушки моей жены и моей собственной бабушки. Гордость моей бабушки как повара, не в пример бабушке жены, проявлялась не в ее собственном варианте «Поваренной книги миссис Битон», а в том, как часто ей удавалось подавать на стол мясо. Я помню, как бабушка требовала от меня съедать один кусок хлеба с каждой сосиской или тонким ломтиком ветчины: человек не должен воспринимать мясо на столе как нечто само собой разумеющееся.

В таком сообществе важнейшей задачей родителей является обеспечение жильем, едой и одеждой. Основная образовательная роль отводилась бабушкам и дедушкам, школе и церкви (священникам или монахиням). Нередко в многодетных семьях кто-то из детей жил у родственников, имевших больше места. Мне известны подобные примеры и в своей собственной семье – в каждом из трех следующих друг за другом поколений.

Отношения между поколениями, как правило, характеризовались неравенством, которое проявлялось в наличии полномочий. Неравенство регулировалось временем: более молодое поколение с годами получало право главенствовать. Матери обычно отдавали предпочтение сыновьям (без сомнения, готовясь к одинокой вдовьей старости). Дети получали поддержку, но их взгляды часто не принимались во внимание: поскольку они не приносили дохода, к их мнению не прислушивались. Социальная мобильность была очень слабой; те, кому требовалось какое-то движение, уезжали. Те, кто оставался, добровольно соглашались с отсутствием мобильности и с наличием взаимного принятия. Отрицательная сторона такого принятия заключалась в том, что некоторые люди могли вырастать психологически неразвитыми: не задающими вопросов и совершенно беспрекословными.

В этом сообществе существовало несколько «заповедей», и даже те, кто уехал, были сильно подвержены их влиянию. Это был мир, в котором выросли мои родители, и на короткое время я на себе ощутил некоторые преимущества тех факторов, что их сформировали: так, мальчикам отдавалось предпочтение (одна из моих сестер, напротив, от этого страдала). Но это оказалось максимальной степенью одобрения. Ирландия для меня – оазис теплоты в той эмоциональной пустыне, что была моим детством. Но все это закончилось слишком быстро. Для меня тот период стал временем безусловной любви огромной семьи. Я получал все это, не понимая контекста происходящего. И критика – это лишь результат последующих попыток понять психологические различия, разделяющие меня и моих родителей.

И хотя они покинули Ирландию в возрасте двадцати с лишним лет, психологически они остались обусловлены полученным воспитанием. Они обладали глубоким чувством родительского долга, но неосознанно сохраняли уверенность в том, что остальные члены семьи и общество должны обеспечивать определенную эмоциональную поддержку. Их жизненный опыт не подготовил их к осознанию потребностей ребенка, слишком рано разлученного с семьей. Они плохо понимали такое состояние и не могли себе представить, что их жертвенность в предоставлении мне возможности учиться может быть воспринята как желание разлучиться со мной или даже от меня отказаться. Их неспособность понять все это озадачивала меня и заставляла чувствовать свою отверженность. Это помешало мне толком усвоить опыт жизни в школе.

Кроме того, они анализировали свои ощущения собственным способом. Моя мать выросла в большой семье и обижалась на то, что ее братья находились на привилегированном положении. Она решила, что в ее семье такого не будет никогда.