Марина Москвина - Учись видеть. Уроки творческих взлетов

А отец мой сказал:

– Сэр, мой дом – это ваш дом…»

Потом за ним пришел человек из дома престарелых и сказал, чтобы мистер Мак-Грегор вернулся, потому что им нужен актер для их новой постановки «Причуды стариков в 1914 году…».

Каждое слово – живое, наполненное горячей любовью к людям. Что ни откроете у Сарояна: «Парикмахер, у дяди которого дрессированный тигр отгрыз голову», «Бедный опаленный араб», «Трое пловцов и образованный бакалейщик», «В теплой тихой долине дома», «Воскресный цеппелин», «Откуда я родом, там люди воспитанные», «Муравьи», «Автобиграфия»…

Держите меня, сейчас я буду перечислять все без разбору по оглавлению. Ибо кто может сравниться с Уильямом Сарояном? Разве что абхазский писатель Фазиль Искандер, и то, замечу, все-таки – ранний. «Детство Чика», например. Или «Сандро из Чегема».

Как-то раз я пришла в мастерскую к Юрию Ковалю с диктофоном – сделать о нем радиопередачу. Много лет я вынашивала эту идею. И вот обнаружилась ужасная вещь – у меня к нему не было никаких вопросов. Так хорошо было просто сидеть у него в мастерской, пить чай из белой кружки с синими цветами и помалкивать, что я спросила:

– Может быть, у вас ко мне есть какой-нибудь вопрос?

– Есть, – ответил он. – Юрий Коваль спрашивает у Марины Москвиной: какой должна быть проза?

– Жизнеутверждающей, – говорю я.

– Все-таки жизнеутверждающей?..

– Да, – говорю я.

– Тогда кто – Сароян или Искандер?

– Сароян! – говорю я.

– «Весли Джексон»?

– «Весли Джексон»!

– А я все-таки склоняюсь к Искандеру! – сказал Коваль.

Какой это загадочный диалог для тех, кто не в курсе. И ясный как божий день для того, кто читал эту лучшую на свете книгу, «Приключения Весли Джексона» Уильяма Сарояна.

Катя Лысенко прочла ее и, возвращая, сказала:

– Это офигенная книга. Нет, это трижды офигенная книга!

А мой талантливейший Митя Савельевских получил от меня эту толстую книгу и прочитал три раза. Потом вернул и сказал:

– Весли Джексон – это я.

Кстати, там про то, как в человеке рождается писатель.

Нет, еще глубже: как в человеке рождается что-то такое, что делает его пробужденным, осознанным, по-настоящему любящим, короче, бессмертным.

И очень важно – КАК это делается, вот в чем штука!

Будто человек пишет не рукой, а прямо сердцем. Пожалуй, так написаны еще две книги в этом лучшем из миров:

и

Когда это будет внимательно вами прочитано по три раза, я все-таки советовала бы такое упражнение: сесть и переписывать от руки самые понравившиеся места, как от руки переписывали когда-то священные тексты. Что-то люди получали от этого. Чем черт не шутит, может, и мы с вами ощутим?..

«В горах мое сердце, душа моя там», – я говорю себе, когда смотрю на этот снимок. А ведь Уильям Сароян поведал нам не о горах. Но лишь о жизни человека на Земле. Глядя на такую фотографию, лучше бы удивиться, насколько персонаж, который стоит спиной к зрителю и, мы ему дышим в затылок, дарит нам иллюзию отождествления с ним. Получается, что человек, глядящий сейчас на далекие заснеженные вершины, – это ты сам.

А впрочем, если кому лень переписывать – тогда хотя бы читайте вслух, именно вслух, вы слышите? Это очень важно.

Однажды я видела по телевизору жену легендарного певца Лемешева – она тоже певица, на тот момент ей было около девяноста, и она преподавала в Гнесинском институте. Красавица, элегантно одета. Корреспондент ее спрашивает:

– Может быть, вы нам споете?

Она:

– Нет, я теперь пою только своим студентам. Чтобы они брали с голоса.

Вот и я читаю, читаю вам вслух великолепные смешные рассказы А. П. Чехова и Михаила Зощенко (особенно его «Голубую книгу»); рассказы Ираклия Андроникова (есть такой красный двухтомник 1975 года, издательство «Художественная литература», – трудно, конечно, найти, но можно отыскать в букинистическом! Или возьмите в библиотеке).

Ираклий Андроников – один из лучших устных рассказчиков всех времен и народов. И к тому же блестящий литературовед и прозаик. О, какие у него рассказы (вслух! вслух! как песню пойте!): «Горло Шаляпина», «Первый раз на эстраде», «Вальс Арбенина»… Вы услышите такую раскованную интонацию колоритной, темпераментной, артистично исполненной истории и в то же время – такое писательское мастерство, юмор, глубина, неожиданные ситуации, самоирония, вы будете просто ошеломлены.

У Дины Рубиной есть рассказ «Я кайфую». Пара-тройка отрывков из этой вещи – и вы получите мощный метод взаимодействия художника с его натурой. «…И все-таки я кайфую. (Обратите внимание на это “и все-таки”, большая разница, между прочим, с кайфом в чистом виде! – М. М. ) Потому что мне невероятно повезло: жанр, в котором протекает жизнь этой страны и этого народа (Дина живет в Израиле. – М. М. ), абсолютно совпадает с жанром, в котором я пишу. Я затрудняюсь его определить: трагикомедия? печальный гротеск? драматический фарс?..»

«В записных моих книжках нет живого места. Они ломятся от записей. Каждый день со мной что-то происходит, или я становлюсь свидетелем события, сценки, происшествия, из которого, “не отходя от кассы”, можно состряпать что душа пожелает – хоть рассказ, хоть пьесу. А какие типы вокруг меня, куда ни кинь взгляд: хоть из окна собственной квартиры – на двух оживленно беседующих дворников-бедуинов…»

«Словом, я кайфую: я – козел в огороде, волк на псарне, лисица в курятнике и повеса в густонаселенном гареме. Наиболее часто испытываемое чувство: охотничий азарт и сладкое замирание сердца при созерцании сценки, или типажа, или просто какой-нибудь дивной рожи, словно перенесенной на иерусалимскую улицу из фильмов Феллини…»

А заканчивается эта вещь такими словами:

«…мне повезло: я живу на вершинах трагедии».

В этом состоит ее тайна, высший пилотаж, когда все на палитру – и смех, и скорбь. Поэтому она решила не помещать в свою новую книгу эту замечательную фотографию. (Мы с ней гуляем по Тверскому бульвару.)

– Немного однозначно, – объяснила Дина. – Здесь только смех – этого недостаточно.

Вслух – «Одесские рассказы» Исаака Бабеля, романы, повести и рассказы несравненного Шолом-Алейхема! Рассказы и повести Дины Рубиной – моей фантастической подруги. Ее книжку с дарственной надписью кто-то из вас «зачитал» у меня навсегда, хорошо, что Дина хотя и классик, но живет с нами в тот же исторический отрезок времени, и я попросила снова надписать мне слова любви на книге с юношескими ее рассказами: «Астральный полет на уроке физики», «Концерт по путевке общества книголюбов», «Любка», «Терновник», «Этот чудной Алтухов»…