Вадим Гурангов - Искатели приключений на…

Когда Тараканов проходил мимо стойки, где принимали сумки на хранение, он готов был провалиться сквозь землю от стыда и страха. Ему показалось, что сидящая за стойкой тетка, лицо которой было ему хорошо знакомо, да и кассирша смотрят на него подозрительно. Причем смотрят они именно на оттопырившийся карман куртки. Вовка буквально ждал, что вот-вот раздастся грозный окрик: «Стой! А ну показывай, что там у тебя в кармане!» или что тетка схватит его за руку или за куртку. В голове пронеслась лихорадочная мысль: «При малейшей опасности надо что есть сил рвануть к выходу (который, по счастью, был рядом, метрах в трех-четырех), толкнуть тяжеленные стеклянные двери и бежать куда-нибудь в сторону от дома, лучше на стройку, как раз через дорогу».

Стойка все ближе. Время тянулось бесконечно медленно. Тараканову было и страшно, и зазорно, и интересно. Казалось, мир сейчас взорвется и рассыпется на мелкие осколки. Он почувствовал, какая громадная энергия заключена в действиях, запретных в обществе. «Так, спокойно. Не подавать виду. Сделать непроницаемое лицо. Ни в коем случае не смотреть на тетку!» Шаг, еще шаг… «Фух, вроде никто не заметил. Не ускоряемся, не оглядываемся, спокойно, спокойно». Входные двери все ближе, на крыльце – никого. «Неужели пронесло?!» – Вовка с выскакивающим из груди сердцем решительно толкнул одну стеклянную дверь и вторую. Победа!

Мир не рухнул, но как-то покачивался под ногами. Вспотев и мелко дрожа, мальчишка вышел из магазина, спустился по трем ступенькам широкого крыльца и быстро пошел вверх по улице, удаляясь от магазина и своего дома. Страх подгонял его, так что Вовка чуть не налетел на бабуль, торговавших жареными семечками, самодельной фруктовой пастилой и цветами. Он чувствовал себя разведчиком, который уходит от погони и заметает следы. Попетляв по знакомым дворам и сделав порядочный круг, подпольщик вернулся во двор своего дома. Сев на любимое место под старой раскидистой яблоней, Вовка достал вафли. Он чувствовал себя героем, хотя в то же время ему было очень стыдно. Щеки и уши горели.

Тараканов разорвал бумажную упаковку, на которой были нарисованы апельсиновые дольки, и, рассыпая мелкие крошки, открыл плотную вощеную бумагу. Вот они – три свежие, хрустящие вафли с восхитительно ароматной начинкой бежево-желтого цвета – то, ради чего он подверг свою добрую репутацию огромному риску! Несколько секунд Вовка смотрел на трофей и чувствовал, что теряет к нему интерес. Ведь самые сильные впечатления остались позади…

Поедая вафли, Тараканов поклялся себе больше никогда не красть – теперь он удовлетворил любопытство испытать, что такое воровство. Да и очень уж было стыдно. Но те вафли были самые вкусные!

На ужине Болеслав объявил, что танцы состоятся здесь же, в основной юрте, в назначенное время. Отдохнув с полчасика после ужина, Серега с Вовкой вновь зашли в шатер. Столиков и подушек уже не было, публика в ожидании действа сидела прямо на ковре. Вскоре вышел Болеслав.

Для начала, чтобы народ расслабился и познакомился друг с другом, он провел задорный парный танец. Впрочем, уже на этом танце, особенно на задержках после него, энергия закрутилась нешуточная. На второе, по многочисленным заявкам публики, было подано «Я разжигаю Огонь!». От неистовой пляски тело превратилось в раскаленный пар. Вовка и Серега даже скинули футболки, хотя в юрте было довольно прохладно.

Затем началась главная часть программы – зикры. Болеслав выключил основное освещение. Призрачный свет гирлянд едва рассеивал густую темноту, и это создавало таинственную атмосферу. Ведущий с азартом футбольного телекомментатора объявил:

– Бессмертный хит всех времен и народов – «Три сырка по пять рублей» [40]!

Те, кто был на семинарах Болеслава или на самарском фестивале, отреагировали на эту фразу примерно так же, как ярые футбольные фанаты – на решающий гол своей сборной в финале чемпионата мира.

Когда эмоции немного улеглись, мастер продолжил:

– «Три сырка» – это русский вариант зикра в исполнении Тараканова. А вообще-то петь будем «Ла Иллаха Ил Алла». Чтобы ваш ум заткнулся и не задавал вопросов, сообщаю: в переводе на русский эта фраза означает «Нет Бога кроме Бога» или «Все есть Бог».

Болеслав с Вовкой показали движения зикра, напоминающие греблю. Затем маэстро дал несколько кратких наставлений, и «шарманка» закрутилась. Мужики от души горланили свою партию, а женский хор звучал настолько слаженно и красиво, что Тараканову хотелось слушать и слушать его бесконечно… Ликование достигло апогея, когда в финальной части зикра мужчины и женщины запели одну и ту же партию. Вдруг Вовка почувствовал, что надо взорвать пение каким-то звуком, как удар грома раскалывает гул и свист предгрозового ветра. И что-то даже подтолкнуло его изнутри, чтобы, вместо «Ла Иллаха Ил Алла», он трижды выкрикнул: «Хай! Хай! Хай!». Это естественным образом вписалось в ритмический рисунок зикра. Болеслав, уловив Вовкину импровизацию, тут же подхватил новую партию:

– Ла Иллаха Ил Алла, Хай! Хай! Хай!

Что тут началось! Предвкушение и залп, перезарядка орудия и новый залп… Резкий, хлесткий «Хай» стал острым перчиком, превратившим и без того изысканное блюдо в шедевр экстатического «кулинарного» искусства. Народ неистовствовал. Ураганный вихрь энергии подхватил оба круга вместе с шатром и зашвырнул в такое далеко, описать которое совершенно нереально…

Потом был еще один очень мощный и трансовый зикр. А завершилась феерия зикром с очень тонкой, глубокой энергией – «Бисмилла». Медленное красивое пение, плавные движения, когда танцующие сначала, прогибаясь в груди, тянутся сердечной чакрой вправо вверх, затем – влево вверх, а потом их руки ладонями вверх тихонечко скользят от сердца вправо, влево и опять к сердцу… Вся бешеная энергия, раскрученная в предыдущих танцах, мягко и нежно упаковалась в тончайшие вибрации, едва заметно колышущиеся в бездонной глубине каждого из тел танцующих. В любой момент любой из них мног вновь разбудить ураганную силу, подобно тому, как громкий звук в горах может вызвать снежную лавину.

И вот объятия. Какая же разная у всех энергетика! От кого-то идет рокот океанской волны, кто-то излучает энергию раскрывшегося цветка, а у кого-то сердце пылает, как доменная печь. Больше всего Вовку восхищала эта удивительная метаморфоза растворения и слияния, когда двое становятся одним, текучим и непостижимым существом.

Конечно, попадались и «Буратино». Они, как правило, были напряжены, быстро дышали и старались поскорей высвободиться из объятий. Таких Вовка старался мягко, незаметно расслабить, выровнять и замедлить их дыхание своим. «Деревянным» партнерам он вливал щедрую порцию обжигающей лавы прямо из сердца: когда-нибудь, глядишь, и их прошибет! Вообще и на зикрах, и на объятиях Вовка проводил через себя и раскручивал фантастическую энергетику от сегодняшней йоги. Многие состояния всплывали сами собой. Например, на задержках – «огненное каменное дерево», ногами незыблемо вросшее в землю. Либо достаточно было вспомнить, что есть такие состояния, и тут же – через свое намерение – Тараканов погружался в них.