Това Ли - Я в порядке и другая ложь. Интимные истории, запретные желания и невысказанные секреты о том, как стать собой

Tova Leigh

F*cked at 40. Life Beyond Suburbia, Monogamy and Stretch Marks

Издано с разрешения Watkins Media Limited и Synopsis Literary Agency

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав

F*cked at 40

All Rights Reserved

Design and typography copyright © Watkins Media Limited 2020

Text copyright © Tova Leigh 2020

First published in the UK and USA in 2020 by Watkins, an imprint of Watkins Media Limited

www.watkinspublishing.com

© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2021

Вы, наверное, гадаете, что привело меня сюда? Год назад я сошла с ума.

Однажды я проснулась и поняла, что сейчас взорвусь. У меня словно закипела кровь – и никакой лед бы тут не помог. Мне все надоело, весь мир. Я устала. Никогда прежде я так не злилась и не задыхалась от грусти и пустоты. А главное, я чувствовала себя невероятно, безнадежно одинокой.

А ведь со стороны моя жизнь казалась идеальной. На что было жаловаться? Хорошая работа, верный муж, трое детей, которые иногда, конечно, настоящие занозы в заднице, но в целом очень даже славные. А еще дом, собака и все прочие радости. Не жизнь, а мечта каждой девочки. Разве не так нам внушают с малых лет?

Но теперь я была вне себя. Мне надоели одни и те же разговоры о том, что приготовить на ужин, и о внеклассных занятиях детей. Надоел супружеский секс, уже восемь лет происходивший по одному сценарию, и надоело, что порой даже такого секса подолгу не было. Я НЕ хотела превращаться в мамочку. А как же сражать наповал, сводить с ума? Кто налепил на меня ярлык, который противоречит всей моей сущности? Мне претило одеваться по-мамски, водить мамскую машину, носить мамскую стрижку и даже быть записанной у кого-то в телефоне как мама.

Я хотела быть собой.

У меня были подруги. Они тоже стали мамочками, но почему-то даже с ними я не могла поделиться своими чувствами. Казалось, все они живут осуществившейся мечтой. А чем не мечта? Уютный пригород, дети, минивэн с вечным беспорядком на заднем сиденье, один отпуск в год, званые ужины. Каждое вторничное утро – йога, время для себя. От всего этого меня выворачивало.

Глядя в зеркало, я больше не понимала, кто я. Я видела в лучшем случае блеклую тень той, кем я была до рождения детей. Моя личность словно стерлась. И пути назад, казалось, не было.

В моих сексуальных фантазиях стал появляться садовник, которого я видела несколько месяцев назад. В тот день я отвозила близняшек в садик и, как всегда, опаздывала. На мне были штаны для йоги, джинсовая куртка и футболка, вся в пятнах от чая. Я пыталась запихнуть детей в двойную коляску, а те разбегались в разные стороны. И тут я увидела его. В шортах, со сногсшибательными кубиками на животе и громадной воздуходувкой через плечо. Он был похож на загорелого австралийского серфера из рекламы энергетических напитков, только без гидрокостюма. Я не вру. Он выходил из чьего-то дома и направлялся к своему фургону, припаркованному как раз рядом с моей машиной, а я думала: интересно, видит ли он, что я пялюсь на его татуированные бицепсы из-за темных очков? Я часто носила эти очки. Они стали частью мамской униформы, потому что прекрасно скрывали темные мешки под глазами (я недосыпала: дети часто будили меня среди ночи, чтобы, например, обсудить морковь). Еще я убедила себя, что, несмотря на мамский пучок, мамский лифчик и треники в стиле «здравствуй, бабуля», эти большие темные очки, закрывавшие пол-лица, делали меня немного похожей на Джеки Онассис [1] Жаклин Ли Бувье Кеннеди Онассис – первая леди США, законодательница моды. . Естественно, я себя обманывала.

По правде говоря, мне было все равно, заметил ли он, что я на него пялюсь. Я представила, как он хватает меня и прижимает к стене, по-прежнему держа на плече свою воздуходувку.

Вечером, укладывая спать трех дочерей, я поймала себя на том, что по непонятной причине улыбаюсь. Моя семилетка дралась с одной из младших близняшек из-за какой-то дешевой игрушки, а я пыталась притвориться, будто читать книжку для пятилеток интересно. Ничего интересного на самом деле. В статьях о родительстве редко предупреждают, как сложно обучить ребенка чтению. Так вот, покорение горшка – ерунда по сравнению с миллион раз неверно прочтенным словом «кот».

Мой муж Майк где-то пропадал, и день выдался, мягко говоря, долгий. Но все это не имело значения, потому что я думала о воздуходувках.

Ночью я лежала в кровати и мечтала о страстных романах, о путешествиях, о том, как стану кем-то еще, встречу кого-то еще и мне снова будет двадцать. Какой была бы моя жизнь, не будь я женой и матерью? Воображение переносило меня в далекие края, где я больше не была Товой – мамой троих детей из пригорода и гуру полезных перекусов. В тех краях мне не было стыдно прийти в любимый португальский ресторан, потому что мой ребенок не написал там когда-то на пол и мне не пришлось притворяться, что это яблочный сок. Там я не была мамой, постоянно изобретающей рецепты с киноа в тщетных попытках сделать этот ужас съедобным. Признайте: у киноа нет вкуса и оно никогда не сравнится с картошкой, политой расплавленным сливочным маслом. В фантазиях я становилась кем-то другим и могла делать что хочу. Я была свободна. Но наутро я просыпалась и снова оказывалась в ловушке.

С каждым днем чувство пустоты усиливалось. Я была словно дикий зверь в клетке, вся горела. Но если зверь жаждет крови, то я жаждала чего-то, чего не понимала сама.

Я начала оставлять машину в том самом месте, где видела садовника, надеясь встретить его снова. Я рассказала о нем лучшей подруге Ионите, и мы стали ходить по этой улице с колясками и заглядывать в чужие сады. Я даже надела не треники и впервые за несколько месяцев побрила ноги. Но он нам так и не попался.

Я знала, что мне должно быть совестно или хотя бы неловко. Я же как-никак хорошая жена и ответственная мать. Мне уже за сорок. Как я смею так себя чувствовать? В моем возрасте светиться не положено. Не положено сомневаться, правильно ли я живу. Сорок – время увядать, как увяли мои груди после окончания вскармливания. Сорок – время становиться невидимой, растворяться в толпе других, таких же ненужных и неважных. Но я не желала становиться невидимой. Напротив, мне хотелось, чтобы меня замечали, хотелось большего, но я еще не понимала, что это значит.