Элизабет Дэй - Все сложно. Почему мы терпим неудачи и какие уроки можем из этого извлечь

Сегодня в соцсетях уже проще найти тех заслуживающих уважения людей, которые стремятся открыто говорить о любых трудностях – от вопросов внешности до ментального здоровья. Но иногда это выглядит вымученно, словно честность – это всего лишь очередной хэштег.

Так и зародился подкаст How To Fail With Elizabeth Day , где я спрашивала «успешных» людей о том, какие уроки они извлекли из своих неудач. Суть проста: я предлагала каждому из собеседников рассказать о трех ситуациях, в которых, по их мнению, они потерпели фиаско. Можно было вспомнить о чем угодно – от неудачных свиданий и заваленных тестов на вождение до сокращений на работе и разводов. Вся прелесть концепта заключалась в том, что интервьюируемый сам решал, о чем пойдет речь, и в теории это вело к тому, что он охотнее раскрывался, был менее зажатым. Я также понимала, что уже сам выбор гостя многое расскажет о нем.

Имея семнадцатилетний опыт проведения интервью со знаменитостями для газет и журналов, я чувствовала восхитительный трепет свободы от осознания того, что мне не придется подгонять детали встречи под требования определенного редактора, которому нужен определенный ракурс. Я планировала вести живую запись от сорока пяти минут до часа и позволять интервью быть самодостаточным – быть честной беседой о вещах, которые редко упоминаются в публичном пространстве.

Первый эпизод подкаста привлек тысячи слушателей. Второй моментально катапультировался на третью строчку в iTunes, обогнав My Dad Wrote a Porno, Serial и Desert Island Discs . После выхода восьми эпизодов число скачиваний достигло 200 тысяч, а я подписала контракт на книгу. Каждый день я получала десятки сообщений от потрясающих людей, переживавших на тот момент неудачный период, и все они писали, как мой подкаст им помог.

Женщина, которая в пятнадцать лет узнала, что никогда не сможет иметь детей.

Сотрудник рекламного агентства, лишившийся работы из-за хронической усталости.

Человек, у которого я однажды брала интервью для газеты и который снова вышел со мной на связь. Все для того, чтобы сказать, что его мать, лежащая в палате интенсивной терапии после трансплантации костного мозга и девяти дней химии, едва способная дышать и говорить, слушала мой подкаст, потому что он ее успокаивал. «Все и правда становится лучше», – написал он. Я читала его сообщение, пока жарила тост, и разрыдалась. Тост сгорел.

Преподаватель в университете, который написал, что подкаст впервые заставил его задуматься о проблеме женского бесплодия, и отметил, что теперь он лучше понимает свою жену и дочерей.

Студентка двадцати с чем-то лет, которая спросила, не требуется ли мне какая-либо помощь от нее, поскольку она видела в моей идее огромный потенциал.

Люди, которые писали мне, что чувствуют себя менее одинокими, менее пристыженными, менее грустными, менее изобличенными.

Люди, которые писали мне, что чувствуют себя более сильными, более позитивными, более понятыми.

Люди, которые писали мне, что в прошлом у них появлялись мысли о суициде; которые доверяли мне истории о случавшихся депрессивных эпизодах; которые рассказывали о своих жизнях с искренностью, быть достойной которой было истинной честью для меня.

Все эти люди слушали. Все эти люди чувствовали себя причастными к идее, которую так элегантно выразил Артур Рассел в припеве песни «Love Comes Back» : «грустить – не преступление». К идее, что из провала порой можно вынести более значимый урок, чем из беспроблемного успеха.

Это захлестнуло меня эмоциями. Я была тронута и также весьма удивлена таким откликом. Я всегда верила в то, что честность в вопросах уязвимости лежит в основе настоящей силы, но эта идея вызвала такой резонанс, какого я никогда себе и представить не могла.

Подкаст, без всяких сомнений, стал единственной успешной составляющей моей жизни. Да, я тоже осознаю всю ироничность ситуации. Как и другие люди. Один из моих друзей начал предварять каждое письмо и сообщение для меня фразой «Известной ходячей катастрофе, Элизабет Дэй». Некоторые комментаторы, однако, посчитали, что беседы с чередой знаменитостей, оплакивающих проигранные крикетные матчи (Себастьян Фолкс) и нелепые однодневные интрижки (Фиби Уоллер-Бридж), оказались запредельной формой прибеднения.

Их аргументация строилась на следующем: если человек в конечном итоге стал успешным, он априори не мог быть жертвой настоящего, всепоглощающего провала. Почему я не звала на запись подкаста людей, которых неудачи буквально держат за глотку? Или почему я не могла просто позволить каждому лажать по-своему, не заставляя людей чувствовать себя отвратительно по поводу того, что они терпят фиаско недостаточно хорошо? Разве проигрыш – это не что-то, с чем просто примиряешься и справляешься, а не обсуждаешь?

Что я могу на это ответить? Не то чтобы я активно пропагандировала неудачи. Просто в какой-то момент все мы неизбежно столкнемся с ними, и вместо того, чтобы воспринимать их как невероятную катастрофу, от которой невозможно оправиться, возможно, стоит качать мышцы своей эмоциональной стабильности и учиться у других. В таком случае, когда в следующий раз что-то снова пойдет не так, мы будем лучше подготовлены и сможем справиться с последствиями. Когда слушаешь, как известный человек – кто-то, кто, с нашей точки зрения, добился всего – открыто вещает о своих неудачах, это сближает, не наоборот. Особенно когда эти люди говорят о депрессии, или неудачных поворотах карьеры, или разрушенных отношениях. Потому что многие из нас рано или поздно пройдут через то же самое и будут переживать, что эти события окажутся определяющими.

Я также не говорю, что все неудачи можно легко пережить. Есть вещи, от которых нельзя оправиться, не то что обсудить их с кем-то. Существует огромное количество областей, в которых я абсолютный ноль. Взявшись за эту книгу, я четко понимаю, что я не эксперт и не могу предложить читателю ничего, кроме своего собственного жизненного опыта. Я привилегированная белая женщина из среднего класса, живущая в мире, обезображенном проявлениями расизма, неравенства и нищеты. Я не знаю, каково это: ежедневно сталкиваться с микровспышками агрессии, получать плевки в лицо на улице или быть ограниченной в карьерном росте из-за цвета моей кожи. Я понятия не имею, что значит существовать на прожиточный минимум, быть беженцем или инвалидом, иметь серьезные проблемы со здоровьем или жить при диктатуре с отсутствием свободы слова. Я не родитель, не мужчина, не домовладелец, и я не могу с уверенностью рассуждать на эти темы. С моей стороны попытка сделать это была бы высокомерной и оскорбительной. По этой причине все последующие главы основаны на личных соображениях – со всем уважением к моим интерсекциональным братьям и сестрам. Все, что вы прочитаете далее, – лишь один из ракурсов провальности. Возможно, что-то из этого покажется вам знакомым. Возможно, и у вас есть своя история. Возможно, мне когда-нибудь доведется ее услышать.