Всеволод Калиненко - Границы в анализе. Юнгианский подход

В отечественной психологии интересующая нас проблема исследовалась Вадимом Петровским и его коллегами в рамках концепции надситуативной активности личности. Был описан «мотив границы» – побудительность границы для человека (см.: Петровский, 1996, с. 166). В ряде исследований продемонстрирована феноменология «бытия на границе» и генезис «мотива границы» у детей (Кузьмина, 1988; Калиненко, 1994; Ишкова, 1998). В. А. Петровским с опорой на понятия самоценной активности и отраженной субъектности, сформулировано положение, в котором с теоретических позиций, находящихся вне психоаналитического дискурса, выражены ключевые для настоящей работы идеи: «Целостность <���…> – в переживании самотождественности человека, когда он выходит за границы пред установленного. Единство между различными гранями бытия человека достигается тем, что в актах самотрансцендентности он свободен от диктата особенных потребностей своих, которые могут противоречить друг другу; выходя за границы изведанного и предрешенного, он как бы оказывается на „ничьей земле“, которая со временем становится достоянием всех» (Петровский, 1996, с. 281; курсив мой. – В. К. ). В начале цитаты описывается, по существу, трансцендентная функция, «ответственная» за парадоксальность границ психики, соединение противоположностей, разделенных в предустановленном мире сознания; в последней ее части мы выходим на целину, видим слепые пятна как академической психологии, так и теории психоанализа, лишь частично заполненных в Винникоттовой концепции переходного пространства (третьей области) [9] Согласно Винникотту, помимо внутренней психической реальности и внешнего мира (социального окружения человека), есть еще третья, промежуточная область – потенциальное пространство, в котором локализуется культурный опыт. и в понятии «аналитического третьего». Петровский использует для описания данного психического феномена такие термины, как: «идеальная представленность», «инобытие», «персонализация» и «вклад». Здесь можно увидеть существенные параллели как с аналитической психологией, так и с концепцией Шелдрейка. Например, Юнг использует понятия «вклада» или «искупления», объясняя парадоксальные отношения индивидуальности и коллективного в процессе индивидуации в статье 1916 г. (Jung, CW, v. 18, par. 1094–1099). В последнем предложении приведенной цитаты Петровского выражена идея, которую можно интерпретировать в терминах «морфического поля» и «морфического резонанса»: в терминах аналитической психологии она означает бытование психики на уровне коллективного бессознательного, которая «черпает» из коллективного «информационного пула» и одновременно «достраивает» его. Подробнее мы рассмотрим эти аспекты в последующих разделах.

Интересный обертон в наше исследование вносят идеи норвежских ученых, упоминавшиеся выше. Скэрдеруд в своей книге «Беспокойство» обсуждает значительную недифференцированность и потерю четкости границ в современной культуре и реакции психики на этот дефицит. Он считает практику «пограничных переживаний» (таких, например, как игры вокруг размера и веса тела – похудание или, наоборот, ожирение) защитными контрстратегиями психики (Скэрдеруд, 2000, с. 411–412, 426). Скэрдеруд по существу описывает патологию переходного пространства или искаженный морфический резонанс, что является препятствием процесса индивидуации.

Еще один современный аспект такого рода искажений описывается исследователями психологических последствий глобализации. Одним из таких последствий является возведение барьеров вокруг «культурного Другого», поддерживающих и узаконивающих расизм (Csabai, Erxs, 1999). Это усиление того же механизма искажения, которое описал Винникотт по отношению к переходному пространству, ведущего к формированию ложного Я, когда потенциальное пространство заполняется вкладами других, а не самого человека (см.: Винникотт, 2002, с. 184).

Михаилом Бахтиным в его классическом труде «Автор и герой в эстетической деятельности» (1924) показано принципиальное отличие переживания внешних границ в самосознании и восприятия границ другого человека [10] «Линия, как граница тела, адекватна ценностно для определения и завершения другого, притом всего, во всех его моментах, и совершенно не адекватна для определения и завершения меня для меня самого, ибо я существенно переживаю себя, охватывая всякие границы, всякое тело, расширяя себя за всякие пределы» (Бахтин, 2003а, с. 119). . Бахтин обосновывает, отталкиваясь от этого, что обретение формы, воплощение человека не может быть осуществлено без другого, задающего «ценностно-значимую, положительно завершающую меня границу» (Бахтин, 2003а, с. 165). Он описывает эти процессы как эстетические, а форму определяет как эстетически обработанную границу. В своем глубинно-психологическом, по сути, анализе Бахтин объясняет парадоксальную, внутренне конфликтную природу воплощения (в терминах Шелдрейка – морфогенез). Актуализированным здесь противоположностям – страху границ, стремлению к их разложению, недоверию к извне формирующей силе, тенденции «забиться вовнутрь себя, уйти в свою внутреннюю бесконечность» – противостоит «прочность и обеспеченность позиции вне его», «ценностная уплотненность атмосферы», «где живое ценностное понимание сплошь имманентно изнутри переживаемой жизни» (там же, с. 258–259). Чтобы состоялось воплощение, должна, по мнению Бахтина, существовать культура границ, предполагающая «теплую атмосферу глубокого доверия, обымающую жизнь». В своих более поздних заметках Бахтин кристаллизует эти идеи: формирование самосознания осуществляется в диалогическом пространстве – на границе двух сознаний [11] «Я осознаю себя и становлюсь собою, только раскрывая себя для другого, через другого и с помощью другого. Важнейшие акты, конституирующие самосознание, определяются отношением к другому сознанию (к Ты). Отрыв, отъединение, замыкание в себя [есть] основная причина потери самого себя. Не то, что происходит внутри, а то, что происходит на границе своего и чужого сознания, на пороге. И все внутреннее не довлеет себе, повернуто вовне, диалогизировано, каждое внутренне переживание оказывается на границе, встречается с другим, и в этой напряженной встрече – вся его сущность. Это – высшая ступень социальности» (Бахтин, 1996, с. 343–344). . В терминах аналитической психологии можно сказать, что Бахтин описывает условия и механизмы индивидуации, очерчивает диалогическое пространство этого процесса, его парадоксальную природу, сочетающую в себе индивидуальное и коллективное. Именно в этом пространстве функционирует морфическое поле, происходит воплощение, обретение, поддержание и развитие психической формы. Для этого пространства, как мы показали, характерно напряжение, порождаемое двумя противоположными тенденциями: к установлению, поддержанию и укреплению базовой границы, с одной стороны, и к выходу за эту границу. Как обращаться с этим напряжением – одна из основных экзистенциальных проблем человека и одна из центральных тем аналитической работы.