Лилия Валиуллина - Мама на кушетке. Что нужно знать, обращаясь к психологу

В данной печальной истории у девочки не было знания своего отца. Клиентка была и матерью и отцом своей дочери в одном лице. А девочке, видимо, гораздо важнее было получить еще и образец чистой женственности. Женственность у нас ассоциируется в большей степени с эмоциональностью, мягкостью, гибкостью, расслабленностью. Женщине, обеспокоенной зарабатыванием денег, трудно находить время и силы на проявление своих «женских» сторон личности. Но это возможно, если женщина понимает важность этого.

В идеале для воспитания ребенка нужны оба родителя, нужна общность и с матерью, и с отцом. Жизнь не идеальна, а реальна, и дело вовсе не в том, полная семья или нет, а в том, что у ребенка должен быть опыт знакомства с разными полюсами человеческого образа и опыт их самостоятельного объединения в своей душе.

У людей психологически зрелых, более осознанных эти полюса «мужского» и «женского» – Ян и Инь – присутствуют гармонично в их личности. Но, возможно, ребенку важно обрести свой опыт восприятия этих полюсов в «чистом» виде и самому обнаружить еще общность пары «мама и папа» .

В связи с этим настораживает практика усыновления детей однополыми супругами, принятая в некоторых странах. Я в этих решениях вижу участие «голого» интеллекта, потерявшего связь с эмоциональной стороной.

Говоря о важности чувства общности в отношениях между людьми, нужно понимать, что общность – это не что-то формальное, а живой, реальный опыт, который людей объединяет. Опыт, прежде всего, эмоциональный. И, видимо, в поисках реального, живого опыта общности мы и находимся, если его нам не хватило с мамой. Именно эмоциональная устойчивость – основа ощущения реальной внутренней устойчивости.

Эмоциональная внутренняя устойчивость– основа ощущения реальной внутренней устойчивости.

Общность эмоциональная является одной из важнейших составляющих общности человеческой. Она возникает в опыте сопереживания внутреннего эмоционального состояния другого человека, для этого важна способность к эмоциональному диалогу. Об этом в следующей главе.

Наблюдения, подобные исследованиям, проведенным американским психологом Гарри Харлоу, были проведены австро-американским психоаналитиком Рене Шпицем еще раньше (с 1935 г.). Рене Шпиц использовал метод наблюдения и киносъемок. Его исследования показали важность эмоционального опыта, полученного ребенком именно в первый год отношений.

При отсутствии эмоционального опыта на первом году жизни ребенок не мог далее нормально развиваться физически, умственно и духовно. Кроме того, наблюдались нарушения и инстинктивной сферы.

При отсутствии эмоционального опыта на первом году жизни ребенок не может далее нормально развиваться физически, умственно и духовно.

Наблюдения в приютах для младенцев показали, что почти у 40 % детей наблюдались признаки маразма и смерти уже на втором году жизни, несмотря на уход за ними. В приютах младенцев достаточно кормили, но им не хватало телесного и эмоционального контакта. Также не было постоянной опекающей фигуры, которая бы замещала мать.

Рене Шпиц пришел к заключению, что развитие эмоциональной сферы предшествует развитию сферы интеллектуальной. Позже, уже опираясь на упомянутые ранее эксперименты Харлоу, Шпиц пришел к выводу о важности базовой эмоциональной связи – как бессловесного эмоционального диалога матери и младенца. Именно такая, прежде всего, пусть бессловесная, но главное – эмоциональная связь стимулирует развитие в дальнейшем мышления ребенка.

Именно эмоциональная связь матери и ребенка стимулирует развитие в дальнейшем мышления ребенка.

Доказательством верности выводов доктора Шпица является еще один эксперимент. Малышей первого года жизни, которых бросили их матери, отдавали на «воспитание» женщинам с диагнозом умственной отсталости, но способных к эмоциональному общению. Малыши, которые имели «хотя бы такую» маму, показали гораздо лучшие показатели развития впоследствии, чем те младенцы, которые остались в приюте совсем без мам.

Хочу привести пример из первых лет моей практики.

Ко мне обратилась молодая женщина по поводу собственных сильных страхов. Недавно у них с мужем родился ребенок. Но женщина никак не могла сосредоточиться на нем. Она боялась оставаться одна с ребенком. Эти страхи мешали ей сосредоточиться на воспитании маленькой дочери.

В процессе достаточно длительной психотерапии выявилось очень много претензий клиентки к маме. Во-первых, ее мама скрывала от окружающих свою беременность, боясь осуждения. Это было в советские времена, когда добрачные связи осуждались особо. Во-вторых, у ее мамы не было никаких помощников в уходе за новорожденным, она просто не знала, как с ним обращаться. И маленький ребенок иногда оставался плачущим в своей кроватке совершенно один.

Много сессий я выслушивала эту клиентку, ее невыразимую душевную боль. Я очень старалась ей помочь. Охваченная желанием помочь немедленно, я даже не замечала, что нарушаю правило не давать советов. Я на ее постоянные вопросы всегда отвечала, порой очень многословно. После этих встреч я испытывала огромное чувство вины за то, что я очень много говорила в сессии. Но это повторялось вновь и вновь.

Тем не менее, клиентка стала справляться со своими страхами и даже решила стать психологом. И через несколько лет, при встрече уже среди коллег, она мне сказала о том, что терапия была важна для нее, но «вы очень, очень мало говорили со мной». Я, конечно, была весьма удивлена.

К чему я вспомнила этот случай? Мне кажется, что это хороший пример важности «бессловесного эмоционального диалога». Для маленького брошенного ребенка, который до сих пор жил в душе этой женщины и требовал, чтобы его заметили, было очень важно, чтобы мама «разговаривала» с ним на его языке, – нет ничего важнее этого для ребенка. Язык маленького ребенка – это язык эмоций.

Язык маленького ребенка– это язык эмоций.

Для его понимания не нужно слов, это разговор души с душой через контакт «глаза в глаза». Более качественный контакт – «глаза в глаза» будет, если до этого было достаточно контакта «тела к телу», тех комфортных прикосновений, о которых мы говорили ранее.

И клиентка, вернее, ее внутренний травмированный ребенок, не мог «услышать» моих «умных» советов. Ему нужно было, чтобы с ним «разговаривали» через его чувства, разделяли его боль и страх. Я же поддавалась тогда своему ложному стремлению «причинить пользу» либо руководствовалась «правилами», то есть опять «умничала».