Ляля Прах - Мужчины созданы, чтобы их… [litres]

– Мне уже за тридцать. Я никак не могу решиться на ребенка. Муж просит о сыне или дочери, но меня каждый раз что-то останавливает. Мне слишком нравится жить для себя. Что вы думаете об этом?

– Я расскажу свою историю, а решать вам.

Единственная власть, которую я приемлю по отношению к своим детям и от которой я получаю невероятное удовольствие, – это когда я своей нежностью усыпляю непоседливых крошек, ни за что не желающих засыпать. У меня есть несколько фирменных приемов, которые срабатывают всегда: нежное поглаживание вверх и вниз по бархатной головке и шелковой шейке любимой доченьки и легкие прикосновения поочередно к каждому пальчику маленьких ручек моего любимого сына. Я тихо напеваю им колыбельные, написанные мною специально для каждого из них, которые они уже знают наизусть и все равно каждый раз перед сном просят повторить. Как это трогательно наблюдать, когда их глазки потихоньку закрываются и они отдаются власти уютного сна. Мои маленькие ангелочки, мои сокровища.

Разве можно было представить, что я, женщина, кричавшая с вызовом всему миру, что у меня никогда не будет детей, что я не так глупа, чтобы стать частью продуманной государственной системы, с таким ужасом буду размышлять о том, что этих крошек могло бы никогда не быть и моя жизнь оказалась бы не прожитой и наполовину, а я не познала бы себя и на треть без них. Как же я была глупа тогда, поддаваясь влиянию собственных детских травм и модным веяниям времени. Когда завела трех котов вместо троих детей. Никогда не бывает вовремя… Когда я оказалась на первом сохранении (с сыном) в палате с девочками, потерявшими беременности, я с холодным ужасом внутри слушала их истории и благодарила вселенную, что у меня все сложилось хорошо.

До сих пор помню слова невероятно красивой и доброй девушки Алены, прошедшей через экстракорпоральное оплодотворение, которой удалили левую маточную трубу, где ошибочно прижился один из эмбрионов; остальные погибли, что означало – попытка оказалась неудачной и весь этот нелегкий путь придется повторить сначала. Только теперь шанс еще ничтожнее, так как труба осталась одна, правая. Алена говорила: «Девочки, если бы у меня была возможность поделиться со всеми девчонками мира, я бы сказала: рожайте сразу, как только встретили своего человека. Мы с мужем ждали десять лет. Десять лет мы откладывали это событие, из года в год готовясь к нему. Мы хотели заработать достаточно денег, вдоволь отдохнуть, идеально обустроить свою квартиру, чтобы потом родить детей. Но время работало не в нашу пользу. Мы опоздали. Да, у нас есть все. Все, кроме детей. Теперь для нас ЭКО – единственный шанс. Но он не стопроцентный. Самое большое, о чем я жалею, что мы не решились на детей с самого начала».

Другая, Зульфия, девушка на шестом месяце с замершей беременностью. Это уже девятая беременность: две дочки, четыре аборта, три замерших. Врач ее узнает и просит передать мужу, чтобы тот остановился, иначе в следующий раз она может умереть. Кому тогда воспитывать дочек? Зульфия соглашается и тихо плачет. Ее нельзя осуждать. Она иноверная. По их законам она обязана родить мужу сына, или тот будет иметь полное право развестись с ней и взять себе в жены новую женщину – ту, что сможет родить наследника. А тут генетическая поломка: каждый раз, когда получается сын, беременность замирает на поздних сроках. Такое бывает. Девочки рождаются, а мальчики нет. Поэтому и четыре аборта: все четыре – девочки, а мужу Зульфии дочери больше не нужны, он каждый раз ведет беззащитную и оттого покорную жену на подпольный аборт. И требует сына. И она понимает, что этот раз – не последний. А я понимаю, что мне очень повезло, я живу по человеческим законам, а не по скотским, хотя мы находимся в одной стране.

Зульфии дают таблетку, ставят капельницу, и минут через сорок у нее начинаются схватки. Она кричит от боли, спустя час ее увозят на роды. Не знаю, сколько проходит времени, ее возвращают в палату со льдом на животе; она родила, ей показали ребенка, ее мертвого сына, так надо. Она описывает его маленькие ручки, ножки. То, что не могла поверить, что он давно не дышит. Но ей легче, она сбросила бремя, разрешилась от страшной ноши. Она впервые улыбнулась. Какая красивая улыбка. Наверное, такая же у ее двух дочерей. Как грустно, что ее муж не способен мыслить. Как жаль, что она очень скоро может вернуться в эти печальные стены.

Третья, Марина, энергичная девчонка лет двадцати трех, статная, пышная, кажется плодородной, как земля, но и ее беда не обошла стороной. Накануне отпуска узнала, что беременна, срок семнадцать недель, они с мужем решили не откладывать долгожданную поездку в Турцию. Отдыхала, веселилась, но в меру. А на обратном пути прямо в самолете открылось кровотечение. С трапа спускали на носилках, поместили в реанимобиль и привезли сюда. Беременность сохранить не удалось. Чистка, лед, пустота. Врачи сказали, перепад давления в самолете спровоцировал выкидыш. Она говорит, что муж рыдал сильнее ее самой.

После всех этих историй я тряслась над своей беременностью; теперь это было для меня не просто беспечной радостью, но и ежедневной тревогой, я осознала всю хрупкость жизни в себе и всю свою ответственность перед этой жизнью. Я постоянно прислушивалась к себе, к каждому шевелению. Только после консилиума врачей и их однозначного разрешения улетела вынашивать беременность в экологически чистую местность, на остров Бали.

Потом, уже проживая в другой стране, я попала на сохранение с дочерью. Врачи перестраховывались. Я тоже. Сроки были поздними, в палату то и дело подселяли новеньких, а через несколько дней они уходили на роды и уже больше не возвращались в дородовое отделение, их переводили (с детьми или без) в послеродовое. Несколько девушек лежали, как и я, на сохранении, и каждой было что рассказать.

Одна из девочек, чей красивый смех, разливавшийся по палате, как звон весеннего колокольчика, всегда поднимал нам настроение, невероятно веселая, окруженная заботой бесконечной вереницы родных и близких, то и дело входивших в палату с гостинцами, каждый вечер доставала молитвенник и шептала молитвы о спасении ее первого сына, который, как выяснилось, умер спустя месяц после рождения. Она говорила, что, если бы не вот эта вторая беременность, которую ей послал Бог через три месяца после потери первенца, она бы сошла с ума от горя и бесконечных слез.

Она рассказывала свою историю, а нам все не верилось, что этому светлому человеку однажды очень не повезло. Было так… Сначала все шло хорошо. Родила она в срок и сама. На первые сутки ребенку сделали прививку от гепатита Б, его мать тогда в этом совсем ничего не понимала, просто доверилась врачам. А ночью у совершенно здорового младенца остановилось дыхание. Его пытались спасти. Реанимировали и подключили к аппарату искусственного дыхания. Так он просуществовал еще месяц. Мозг был давно мертв. Но она ежедневно ходила в палату интенсивной терапии, запоминала каждую складочку, каждый изгиб его маленького тельца, каждую черточку его такого родного личика, а в одно осеннее утро к ней в палату пришли, чтобы сказать, что его больше нет.