Харриет Лернер - Всё сложно. Как спасти отношения, если вы рассержены, обижены или в отчаянии

Вот и все. Но на случай, если бы мама не восприняла меня достаточно серьезно, я позвонила сестре Сьюзен и попросила ее ко мне присоединиться. Она тут же поддержала меня и тоже позвонила Роуз, так как ее чувства и мысли по этому поводу были точно такие же. Разумеется, с этого дня наша мама держала свое обещание.

Один из моих друзей, узнав об этой истории, был ошеломлен моим поведением: «Если Роуз предстояла операция, она должна была поступать так, как ей казалось правильным. Ты должна признать, что решение делиться информацией о здоровье – это личный выбор каждого. Почему ты пытаешься принять это решение за нее?»

Конечно, я не могла принять решение за Роуз. Таких полномочий нет ни у кого. Если Роуз в конечном счете решила делиться информацией о своем здоровье только после операции, я могла бы смириться с этим. Но мы со Сьюзен, конечно, должны были объяснить ей ошибочность мнения о том, что ее молчание каким-то образом защитит нас . Мы совершенно ясно дали ей понять, что не хотим быть одной из тех семей, что «защищают» друг друга, скрывая правду о своем здоровье. Да, мы много нервничали, кричали и жестикулировали по этому поводу.

«Тебе не кажется, что ты несколько поспешила?» – осторожный вопрос моего коллеги подразумевал, что я не стала ждать нескольких дней или хотя бы пяти минут, прежде чем отреагировать. На самом деле, он хотел сказать следующее: «Твоя мать только что перенесла серьезную операцию, в конце концов! Неужели нельзя было подождать, пока она вернется домой из больницы, прежде чем раскатывать ее бульдозерами?» Возможно, он моделировал хорошие коммуникативные навыки, которые мне не удалось продемонстрировать в ходе конфронтации с матерью.

Я думала о причине его озабоченности. Если бы Роуз была расстроена или просто не готова разговаривать, я вернулась бы к этой теме в другой раз. Я слушала ее, и мне сразу стало понятно, что она тоже меня слушает. Я знала, что она отреагирует положительно, потому что мои слова больше объяснялись любовью, чем гневом.

«Я знаю свою маму», – сказала я ему. И в этом-то все дело.

Мы все должны опираться на сочетание интуиции и рационального мышления, когда определяем, как и когда поставить родителя или другого близкого человека в неудобное положение. Хорошо, когда можно подойти к трудному разговору с ожиданием, что вас услышат и поймут, как это было у меня с Роуз. Но, конечно, рассчитывать на это нельзя. Близкий человек может оказаться совершенно не способен услышать нас, а мы все же принимаем решение говорить ясно и твердо, чтобы дать разговору еще один шанс ради чести и нашей личной целостности.

Конечно, люди больше всего склонны слышать нас, если мы даем им понять, что любим их, что они очень важны для нас. То, что мы, возможно, не получим желаемого ответа, болезненно, но это не главное. Разговор с отцом в машине о моих волосах не имел целью что-то донести ему, или тронуть его, или даже заставить его извиниться или изменить поведение. Я знала по опыту, что этого не стоит ожидать, так же, как знала, что не стоит ожидать предсказуемости от своих волос. Но и защищать его я не собиралась. Я просто хотела услышать звук собственного голоса, высказаться, а не стушеваться.

Одна моя подруга недавно призналась мне, что в ожидании своего парня по часу, как дура, перекладывает с места на место журналы на столике, чтобы произвести нужное впечатление. Затем она сидит у окна, выходящего во двор, и ждет, когда он подойдет, чтобы быстро включить определенную песню на CD-плеере, которая должна звучать, когда она откроет дверь. Как-то они пошли в кино, показавшееся ей таким неприятным, что она еле усидела в кресле, но, когда он , выйдя из кинотеатра, выразил восторг, она не стала давать честного комментария.

Поначалу так себя вести вполне нормально, но так не может продолжаться долго, если отношения развиваются. Со временем мы должны двигаться в сторону большей естественности, особенно когда чувствуем, что эти отношения важны для нас, и мы хотим, чтобы они продолжались. Чем теснее близость, тем больше возможность и желание делиться сокровенным и значительнее эмоциональные последствия молчания, неискренности, нераскрытия себя и своего подлинного голоса.

В конце концов, если потенциальный партнер не захочет остаться рядом после нашего откровения, сделанного с благими намерениями, – о том, что у нас был аборт, мастэктомия, два предыдущих брака или недавняя номинация на Нобелевскую премию, нам будет лучше без этого человека. Нам может быть лучше без него, если ему не особенно нравятся наши излияния, несдержанность или амбиции, или если он отключается, когда мы выражаем беспокойство, страхи или рассказываем болезненную историю из прошлого. Точно так же и близкий человек имеет право знать о нас больше, чтобы анализировать отношения и строить планы на будущее на основании фактов, а не фантазий или проекций. Близость и наше суждение об отношениях страдают из-за молчания и притворства, не позволяющих нам узнать своего партнера или дать ему лучше узнать себя.

Мы уже видели, что притворство определенного рода может свидетельствовать о смелости и идти на пользу, но я воспитывалась на совсем другом притворстве. В 1950-е годы, когда я росла (когда еще не было современного феминизма), нас учили «прикидываться дурочкой», оставлять последнее слово за мужчиной, притворяться, что он в доме хозяин, и слушать его с широко раскрытым ртом независимо от того, насколько это скучно, и изящно вставляя время от времени какую-нибудь ремарку. Чтобы привлечь и удержать мужчину, годятся любые методы. Взрослые женщины вели себя так, будто притворялись женщинами, если вспомнить меткую фразу Глории Стайнем.

Сегодня нас отовсюду бомбардируют советами высказываться искренне и правдиво. У журналистки Эллен Гудман есть подруга, которая мудро советует каждой из трех своих маленьких дочерей: «Не молчать, не молчать, не молчать», откровенно объясняя: «Единственным человеком, кого ты отпугнешь этим, будет твой будущий бывший муж!» Это довольно жестокий урок – о том, что не следует удерживать мужчину за счет отказа от собственного «я». Но, несмотря на наличие множества хороших советов, любовь и романтика не способствуют вырабатыванию ясного и сильного голоса. Как отмечает моя подруга, карикатурист Дженнифер Берман, влюбленность часто сокращает часть мозга, отвечающую за логическое мышление, до размеров горошины.

Влюбленность совершенно не помогает нам понять, здоровы ли эти конкретные отношения и полезны ли они нам. Страстное начало – это прекрасно, но сильные эмоции блокируют способность объективно оценивать ситуацию, ясно мыслить и выражаться.