Олеся Покусаева - Русские семьи счастливы по-своему

История Саши и Кирилла показывает, во что перерастают отношения, когда два человека встретились несвоевременно.

«Мы познакомились с Кириллом не в лучшие для обоих времена. Оба переживали расставания с любимыми, старательно культивируя в себе чувство несчастности. Обоим нужны были свежие отношения, чтобы как-нибудь вылезти из непрерывного самосожаления по поводу утраты „любви навсегда“. Мы стали друг для друга „клиньями“. Мы прекрасно понимали это и даже осознавали некоторую ущербность наших отношений. Но именно такие и были нужны нам обоим. Ведь настоящие, ценные, полные чувств отношения казались тогда предательством потерянной любви.

Различия были ценнее совпадений. Разница в возрасте в полтора раза? Отлично! Разное отношение к религии? Замечательно! Абсолютно разное образование? Великолепно! Несовпадение жизненных целей? Да что может быть лучше! Алкоголь? Чудесное решение! Чем хуже, тем лучше.

Мне было 30. Любимый мужчина предпочел мне другую. Самооценка держалась ровно год, подкрепляясь надеждой на возвращение. Потом с грохотом рухнула, оставив после себя самоуничижение и осознание полной никчемности. Радовало только то, что запретить мне любить никто не мог. Ушел? Иди. А я буду ждать тебя вечно! Вопреки здравому смыслу.

А здравый смысл намекал, что пора бы уже выкарабкиваться. Но кроме весьма нечеткого понимания того, что отношения нужны, не было ничего: ни желания, ни решимости. Благосклонно принимала ухаживания, но без блеска в глазах и с унылой обреченностью овцы. Кому я могла бы понравиться?

Тогда Кирилл и появился. Такой же унылый, но, в отличие от меня, с твердой решимостью и силой воли. Решил, значит, надо делать. Кроме прочего, к своим сорока восьми он накопил значительный багаж весьма интересных знаний, широкую известность в узких кругах, да и вообще был бы довольно завидным ухажером, если бы не груз прошлого и кое-какие проблемы со здоровьем.

Познакомились мы на одной вечеринке у общих приятелей.

– Саша, я провожу вас домой.

– Что Вы, Кирилл, я же вижу, вы неважно себя чувствуете.

– Не на руках же я вас понесу.

Проводились, поговорили, я ощутила его интерес к себе… Но кто он такой? Один из многих ненужных. Зацепило? Ну как… Он был известен, явно интересен дамам, его внимание льстило. А зацепить? Вряд ли тогда меня вообще мог кто-нибудь зацепить.

На следующей неделе повторились и диалог, и провожания.

И еще через неделю повторились. Посидели в кафе около моего дома, поболтали… часов до пяти утра.

А еще через неделю уже у моего подъезда он пригласил доехать до его дома.

С тех пор провожал уже к себе. Очень скоро у меня появился ключ от его квартиры.

– Саша, я подумал: знаешь, когда мы с тобой расстанемся?

– Когда?

– Когда нам станет не о чем говорить.

А говорили мы практически нон-стопом. Ему было о чем рассказать мне, мне было чем поделиться с ним. На 90 % ситуаций мы смотрели совершенно по-разному. Часто спорили. Но никогда не повышали друг на друга голос, никогда не высмеивали чужую точку зрения. При всей разности взглядов, мы неплохо понимали друг друга, потому что старались и сопереживать и объяснять свои мотивы. Эти споры были, пожалуй, лучшими в наших отношениях. Да и расстались мы, действительно, когда перестали разговаривать до утра. На это ушло два года.

К началу „плотных“ отношений уже было все понятно. Понятна их ущербность, понятен их смысл для обоих. Я старалась об этом не говорить и не думать, а Кирилл смотрел правде в глаза. За моим ощущением „одной из“, „очередной“, „временной“ он следил и подпитывал его. Обидно? В какой-то степени. Сейчас я ему, пожалуй, благодарна за это. Тем безболезненнее был разрыв. Зато во всем остальном мы оба очень старались соблюдать все условности. Начиная от „бытовой нежности“ и заканчивая знакомствами с друзьями и поведением на публике. Мы спасали друг друга, мы были нужны, как костыли – для „пережидания“ и „оттаивания“.

Безусловно, существовала и какая-то влюбленность или что-то другое, что мы там себе вместо нее придумали. Какая-то нелепая смесь жалости, понимания, уважения, гордости друг другом и чего-то еще неуловимого и щекочущего.

Года через полтора жизнь приобрела откровенно семейный характер. Походы в магазин, ремонты, стирки, тихие скандалы на тему неглаженых рубашек и невытертой пыли. Атрибуты „нормальной семейной жизни“ совершенно закономерно к ней и привели. И притащили с собой еще один ее компонент – мужские измены. Как же без них? Неполноценно как-то.

В тот момент проблема супружеской верности возникла и у моих родителей. Папина седина в бороде вышла маме боком. Да еще отец был сторонником тотальной честности, считая ее признаком уважения.

– Кирилл, а как ты считаешь, надо ли, раз уж так вышло, признаваться жене в измене?

– Да ты что? Молчать до последнего. Скрывать изо всех сил. Даже если жена похлопала по попе во время процесса, надо изворачиваться и отмазываться. Пусть все понимают, что это вранье, но лучше вранье, чем демонстрация такого неуважения.

– Ты считаешь, что честность в этом вопросе – признак неуважения?

– Конечно! В браке я часто ссылался на командировки для этого дела. И как-то мне пришлось даже доехать до Рязани, а потом вернуться назад, потому что жене приспичило меня проводить.

В измене мне он признался намного позже. Года через три. А дома в тот период стали появляться косвенные признаки присутствия другой женщины во время моих отъездов. Я тогда довольно много моталась по работе по разным концам необъятной Родины, что всем было тоже очень удобно: чем меньше меня дома, тем меньше я вмешиваюсь в привычный уклад жизни. При этом я могла легко закрывать на эти признаки глаза: частенько у него оставалась на ночь старшая дочь Мария, так что было на кого списать появление каких-то вещей и изменений. Иногда, правда, схема давала сбои:

– Маш, я тут запарилась твои бусины выметать и выдергивать из мусора, скажи, они вообще тебе нужны? Будешь собирать? Или не выискивать, а выбрасывать сразу?

– Эээ… Саша, а я думала, что это твои, и тоже устала ругаться.

– Ну, значит, папины.

Похожие моменты стали случаться все чаще. Все больше неожиданных находок, все регулярнее доказательства другой сексуальной жизни. Причем было совершенно понятно, что „случайность“ отнюдь не случайна. Уж что-что, а „заметать следы“ Кирилл умел замечательно. И если что-то можно было бы объяснить невнимательностью, то знакомую мне женскую фамилию на страховке в туристической путевке, лежащей на виду, объяснить не получалось ничем. „Демонстративное неуважение“, – всплыло у меня в голове.