Анджей Перовски - ЮНОНА и АВОСЬ, или Развод длиною в четверть века

Кровь ударила в голову. Андрей машинально продолжал спускаться ступенька за ступенькой, а под темечком бились одновременно две мысли: «Только бы Юнона не вышла прямо сейчас из квартиры» и «Как она меня нашла?». Третьего действующего лица в этой глупой сценке, напоминающей дешёвые пошлые «мыльные оперы», совсем не хотелось – Андрей прекрасно знал стервозный характер своей жены, и скандала на тихой лестничной площадке польского жилого дома совсем не хотелось. Поэтому он прошёл мимо жены, буркнув: «Пойдём, поговорим». Убедившись, что она пошла вниз следом за ним, Андрей ускорил шаг и, выйдя из подъезда, направился не к машине, а в сторону центра – к Центральному вокзалу. Оба молчали. Со стороны Андрея задавать вопросы было глупо – жена и так не ответила бы правды. Почему молчала она, он не знал. На самом деле, ему было всё равно – отношения их давно уже нельзя было назвать семьёй. От полного расставания сдерживал только сын. Но теперь, когда своим появлением под дверью Юноны жена поставила «точки над ё», одновременно с гаденьким привкусом от пошлости всей этой сцены Андрей чувствовал некое облегчение – как будто долго копившаяся перед плотиной вода нашла наконец промоину и со всей силой неумолимо ринулась по единственно возможному пути.

Дошли до входа в подземный переход около Центрального вокзала. Андрей остановился. Жена процедила негромко: «Давай ключи», имея в виду ключи от квартиры, которую он снимал для них с сыном. Было ли это частью её плана, или это было единственное, что пришло в голову в тот момент, Андрей не понимал, но противиться не было смысла. Хотя и не очень ясно было, зачем ей это. Скорее символический жест, акт отчаянья с её стороны. Покорно и без лишних слов он вынул из кармана комплект и протянул ей. Она взяла и напоследок проговорила с болью и злобой: «Ей нужен не ты, а твои деньги!».

Андрею в тот момент было всё равно – лишь бы поскорее закончилась эта тягостная сцена. Да и сами слова, этот брошенный в злобном раздражении бабский аргумент опять же был настолько банален и пошл, что снова напомнил о дешёвой мелодраме.

Убедившись, что жена спустилась в подземный переход, Андрей развернулся и, сначала не спеша и изредка оглядываясь (от этой женщины всего можно было ожидать), а потом, ускорив шаг, направился к припаркованной машине. Через пять минут он увидел издалека свой зелёный Понтиак и бродящую около него в недоумении и беспокойстве Юнону. Мобильного телефона у польки тогда ещё не было – не наступило ещё время поголовного «отелефонивания».

Первый вопрос, который он задал Юноне, был о том, откуда жена может знать адрес её квартиры. Паника и испуг отразились на её лице. Полька начала уверять, что не понимает. Но Андрей уже начал ощущать знакомое, сосущее «под ложечкой» чувство. Так случалось, когда интуиция начинала всё сильнее и сильнее подсовывать ему варианты подсказок. Подсказок, которые разум ещё отрицал, близкий человек ещё отпирался, но что-то неуловимо и неумолимо твердило Андрею: «Ещё шажок, думай, думай, развязка тут – рядом. Не верь тому, что слышишь, верь тому, что чувствуешь…»

Сели в машину, отъехали пару кварталов в сторону офиса. Но на работу россиянин не спешил. Одна, одна только мысль завладела им – чего не договаривает Юнона? Он запарковал машину, повернулся к польке и угрюмо проговорил глухим от нервного напряжения голосом: «Давай, рассказывай». И то , что он услышал, повергло его в шок.

Из сбивчивого рассказа Юноны выходило, что уже больше года за его плечами происходили события, о которых он даже не догадывался. Оказывается, его изобретательная жена уже давно тайком от него установила контакт с его первой секретаршей – уже уволенной к настоящему моменту белоруской Тамарой. Пользуясь его отъездом в Москву, посещала пару раз старый офис – тот, что был в двухкомнатной квартире в центре Варшавы. Там и познакомилась с Юноной. После увольнения Тамары встречи продолжались – на этот раз не в офисе. Якобы однажды Тамара позвонила Юноне в новый офис и попросила встретиться для какого-то очень важного разговора, которого нельзя доверить телефону. И якобы наивная и сокрушающаяся от содеянного полька поехала на эту встречу. Разговор был никаким не срочным, настолько же и не важным – какие-то спекуляции жены насчёт ситуации с кавказскими бандитами, семейных отношений россиянина и прочие глупости, выдуманные, как понимал Андрей, его собственной женой. Он слушал всё это с нарастающим раздражением и негодованием. К этим чувствам примешивалась ещё и гадливость. Ощущение было сродни тому, как если бы, войдя в собственную квартиру, обнаружил, что в ней побывали воры – беспорядок, ящики шкафов вывернуты, квартира сразу стала чужой – обшарившие её руки вызывали чувство брезгливости к своим собственным, много лет знакомым вещам.

Похожее чувство испытывал и Андрей, пока Юнона, всхлипывая, рассказывала ему о фактах, которые враз перевернули его отношение к польке. Жена, конечно, своим поведением его не удивила – только подкрепила ту уверенность, что расставаться надо было уже давно. Но вот Юнона… Человек, к которому Андрей только-только начал привыкать, открываться, доверять… И оказалось, что она ничем не отличается от всех остальных.

Если хоть раз что-нибудь скроешь от того, кого любишь, больше уж не будет совестно так поступать с ним во всём.

Жан Жак Руссо. Исповедь

Россиянин воспринимал это как настоящее предательство. Горечь утраченного моментально доверия смешивалась с раздражением из-за глупости польки, которую элементарно использовали для того, чтобы проследить от места встречи с Тамарой, где находится дом и подъезд, в котором она теперь обитает. И куда приезжает Андрей.

Ошеломлённый услышанным, россиянин сидел в машине и не знал, как поступить. Самый первый, интуитивный порыв – расстаться с обманувшей его Юноной и попытаться налаживать дела служебные, как и личные, без её участия. И это было бы не просто – полька к тому времени «вросла» в жизнь фирмы, постепенно начала становиться настоящей правой рукой шефа, помощь её буквально во всём была очень ощутима.

Гораздо хуже было с личными отношениями. Андрея раздирали два противоречивых чувства: гнев, смешанный с презрением, с одной стороны и жалость к расплакавшейся Юноне, которая выглядела очень убедительно в своём раскаянии. Степень раскаяния и искреннее признание своей ошибки играли для россиянина очень важную в тот момент роль. Сам факт предательства – а так и только так он воспринимал поступок (а что ещё хуже – цепь поступков) Юноны – был для него очень болезненным. Он, пожалуй, второй раз за всю свою жизнь испытал такой сильный удар.

Первый довелось испытать в Москве – в далёком 1986 году. Об этом случае Андрей никогда и никому не рассказывал. Судьба распорядилась так, что после окончания института ему довелось полтора года служить в армии. Поскольку тесть, обладавший «полезными» связями, помог с определением места службы – поближе к дому – Андрея призвали в воинскую часть, расположенную в подмосковном городке Реутово. Всего час на такси по МКАД до дома. Незадолго до призыва Андрей с женой переехали в новую двухкомнатную квартиру в Орехово-Борисово. Недавно сданные дома не имели ещё даже телефонов – в те годы установку стационарного номера приходилось ждать в очереди долгие месяцы.