Алишер Файзуллаев - Как держава с державой: политика межличностных отношений

Но частной политики хватает в жизни каждого человека и без дефицита. В определенном отношении в бездефицитных условиях она даже «набирает обороты», становясь при этом утонченнее, изощреннее. Я знал человека, который никогда не повышал голоса, неизменно был учтив, внешне являлся воплощением интеллигентности и великодушия, но при этом всегда был вовлечен в скрытые политические игры и вредил многим людям, которые даже не подозревали о том, что стали жертвой продуманной тщательно засекреченной частной политики. Возможно, его обыденная политическая активность помогала его пищеварению, а может, доставляла ему эстетическое удовольствие. Как бы то ни было, он, имея сволочную натуру, был «блестящим» частным политиком, и редко кто догадывался о его темных помыслах и деяниях. Словом, своего рода местный макиавеллист – культурный и рафинированный интриган.

Определенная, самая элементарная политика, некая политическая борьба существует и у животных, живущих в сообществах. Возьмем, к примеру, соперничество самцов за самок или за территорию. Чем не своего рода политическая ситуация? Грубая сила, конечно, важна, но не менее важны сноровка, хитрость, расчетливость, учет ситуации, складывающихся отношений в стаде, в лесу или где-то еще. Даже комар, пытающийся укусить спящего человека, должен проявить стратегическое и тактическое мастерство – иначе его может ожидать простой, но смертельный шлепок. При чем тут политика? – спросит кто-то. А при том, что любое взаимодействие двух и более целеустремленных субъектов, которые располагают хоть какой-то степенью свободы, следует рассматривать как политическую в принципе ситуацию. Мотылек, летящий к горящей лампочке, – не политик. Но комар, который может выбрать свою жертву, место и время нападения – это уже своего рода политик. Конечно, комариной политике далеко до людской – зачастую более кровожадной, но тем не менее у насекомых тоже есть некая политика. Чем выше животные стоят на эволюционной лестнице, тем больше между ними «политических отношений», то есть отношений власти и влияния, выстроенных на свободе выбора и расчете. Организованности в муравейнике или пчелином рое может быть больше, чем в стаде львов или обезьян. Однако обезьяны и львы являются более зрелыми «политическими существами» по сравнению с пчелами и муравьями, поскольку у них больше индивидуальных целей и степени свободы, а тем самым необходимости в более сложных способах осуществления взаимного влияния и учета возможных вариантов действий другой стороны.

Возвращаясь к человеческой политике, стоит отметить, что одними из первых подлинных политиков были наши пещерные предки. Кто какой угол пещеры займет, кто с кем будет спать, кто пойдет на охоту, а кто будет делить шкуру убитого медведя – все это было предметом настоящей политики. Но делить шкуру убитого медведя могли, в принципе, все, а вот действительно большой политикой был дележ шкуры еще не убитого медведя. В таком сложном деле могли преуспеть лишь избранные – те, кто были способны заранее рассчитывать не только свои, но и чужие шаги. Еще тогда обозначилась одна из основных черт политика – расчетливость.

С развитием способностей и умений первобытных людей, с усложнением их социальной жизни происходило и их совершенствование как политических существ. Появились вещи, идеи и чувства, о которых не стоило говорить вслух. Среди них – зависть к власти. Политики были вынуждены действовать более завуалированным образом. Маневр стал неотъемлемой чертой политического поведения. Вождю надо было не только быть главным, но добиться признания окружающими своего главенства. На политические реалии стали оказывать влияние такие вещи, как право, мораль, этические нормы, нравственность. Одновременно люди изощрились в одолении правовых и моральных ограничений. Только умелое реагирование на ситуации уже не обеспечивало политический успех: чтобы оказаться на высоте, необходимо было создавать ситуации. А для этого требовалось не просто знать своих друзей и врагов, но и прогнозировать их поведение в определенных ситуациях. Будущее стало занимать большое место в жизни политиков. Для них организация жизни по принципу «здесь и теперь» окончательно уступила место принципу «там и тогда». Все большее значение начало играть разделение политического труда, то есть умение людей помогать друг другу в достижении своих целей. Способность создавать союзы превратилась в одно из главных умений политиков. Но при этом возрастала цена осторожности: сегодняшний союзник завтра может оказаться врагом. Словом, везде и во всем надо было рассчитывать, рассчитывать, рассчитывать…

Представьте себе человека, который все время что-то рассчитывает. Ужас! Когда же он расслабится, станет естественным, самим собой? А может, расчет и есть естественное состояние для него, если он – «политическое животное»? Ведь он всегда должен быть готов к борьбе, к тому, что рядом окажутся еще более хитрые и расчетливые политики. Вот ваш извечный оппонент, исконный недоброжелатель, сегодня вдруг оказывает вам добрую услугу. К чему бы это, как понимать его поступок? Предложение мира или хитрый расчет, начало скрытой и многоходовой комбинации, подвох? А как теперь себя с ним вести – делать вид, будто ничего не случилось, выказать любезность или выяснить отношения? Постоянная готовность к борьбе не может не создавать внутреннего напряжения, не правда ли? А может, так и должно быть? Может, это создает мотивацию, движет прогресс?

Джеймс Бьюджентал, один из самых авторитетных современных психологов, отмечал, что человек не должен ничего делать с собой, чтобы быть тем, кем он хочет быть; вместо этого он должен просто быть по-настоящему самим собой и как можно более широко осознавать свое бытие. Бьюджентал признает: сделать это лишь на словах – просто, а на деле – невероятно трудно, поскольку широкое осознание своего бытия и того, каким хочет быть человек, означает процесс изменения. Я вполне согласен с Бьюдженталом. Но что если наша глубинная сущность требует от нас быть лучше, сильнее, умнее, удачливее, счастливее, чем мы есть, – ведь налицо жесткая конкуренция с другими? То есть если вполне политические требования выдвигаются нашим же «нутром»? Человек может и не выполнять подобные требования, ведь он свободен отказаться от подчинения внутреннему давлению. Действительно, требования к человеку делать что-то могут возникнуть только тогда, когда у него есть какая-то степень свободы действий и, соответственно, он может поступать по-своему.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.