Сергей Скорик - Последнее заблуждение. Лекции по эволюционной типологии. Том I

У каждого человека своя (реализованная им) пропорция иррационального и рационального. Одни более рациональны, другие более иррациональны. Последние больше живут в настоящем, присутствуют «здесь и сейчас», первые тяготеют к миру воображения. Мы предлагаем термины витальное и ментальное , которые точнее отражают суть дела. Понятие витальности коренится в слове vita, жизнь. У виталистов (т. е. иррационалов), живущих экстатически, дискретно, рациональные функции носят вспомогательный характер, способствуя переходам от одного экстатического состояния к другому. Напротив, менталисты живут, отталкиваясь от мира образов, как постоянных величин. Рациональные типы постоянны, иррациональные – изменчивы. Именно рациональность позволяет человеку длить связь, быть постоянным другом, мужем, etc. Для иррационалов мир все время переливается, меняется, как какое-то чудо, и они следуют за миром, вбирая в себя все состояния. Для них важно, какая сегодня погода, какой вид за окном, какая подушка под головой, что было на завтрак. Рационалы, напротив, могут поставить один на всю жизнь фантом, скажем, влюбиться в шестнадцать лет, и всю жизнь об этот фантом биться.

Мы пытаемся описать рациональные и иррациональные типы, иллюстрируя их примерами из жизни. Однако, следует учесть, что внешние проявления бывают подчас обманчивы. Частая смена рода деятельности, непостоянство, хаотическая манера поведения сами по себе еще ни о чем не говорят. Бывают «донжуаны», меняющие женщин, как перчатки, но за этой чередой женщин может стоять какая-то постоянная величина, одно и то же чувство, которое они испытывают, возобновляя его снова и снова. Другой европейский архетип, Дон Кихот, может вести жизнь, полную спонтанности, хаоса, неожиданных поворотов, но при этом сам он необычайно далек от действительности. Дон Кихот иррационален в обыденном понимании этого слова, но он насквозь рационален в нашем психологическом понимании. Поэтому, следует подчеркнуть, что определение рационального как виртуального, данное в психологии, слабо соответствует философскому и обиходному представлению о рациональном как о чем-то разумном, упорядоченном, логически выстроенном, опирающемся на логику. Религиозный философ Лев Шестов, например, говорит об иррациональности как пути к вере, он проповедует некоторый иррациональный скачок сознания, уход от ratio, но при этом, с психологической точки зрения, он отнюдь не покидает территорию ratio, его скачок не имеет ни малейшего отношения к витальности и действительности как таковой.

Способность увлекаться чем-то, с головой уходить в какое-то занятие может быть вполне присуща иррационалу, тогда как способность все время менять предмет увлечений – рационалу. Рациональный тип очень часто живет по сценарию, который выглядит таким образом: выхватили из жизни кадр, зависли, исчерпали тему, бросили, выхватили другой кадр, опять на нем зависли… Увлеклись китайской живописью, купили кисти, самопоглощенно рисуем. Вдруг что-то случилось – переключились, забросили живопись, увлеклись музыкой. Купили флейту, начали играть, вдруг что-то произошло, бросили музыку, увлеклись психологией, и т. д. Хоть изменения могут совершаться часто, но рациональный тип фактически не живет «здесь и сейчас», в этой действительности: пока мы увлекаемся китайской живописью, мы просто незаметно стареем, происходит засыпание где-то рядом с жизнью, в то время, как самое главное проходит мимо.

Иррационалы, напротив, всегда мотивированы жить. Для них жизнь изначально представляет ценность, сама по себе, им не надо объяснять, для чего дана жизнь. Иррационалам безразлично, по большому счету, чем заниматься, главное – проживать каждый момент, как уникальный. Они живут рисуя, танцуя, разговаривая с соседом, стоя в очереди. Художники-иррационалы не порождают какие-то творения «вне себя», отдавая на это все свои силы, они не переливают свою жизнь в шедевры. Художники-иррационалы вообще могут выбрасывать готовые работы в урну. Для них важен не результат, а процесс. Само движение руки над бумагой и есть для них акт рисования, и от их работ веет жизнью – вроде нарисована одна какая-то закорючка, а она живет, она живая!

Иррационалам не нужен смысл , их цель – жить так, чтобы максимально выявлять само качество жизни. Рационалам, напротив, результат важнее процесса. Нужно заранее понимать смысл, чтобы вовлечься, найти мотивацию. Смысл является оправданием, поэтому рационалы всегда спрашивают «зачем?..», «зачем я живу?», «зачем все это?..» И если жизнь вдруг потеряла смысл, рационалам ничего не стоит пойти и повеситься. Поэтому, чтобы такого не произошло, чтобы не обнаружить себя на раздорожье, посреди бессмысленной и напрасной жизни, рационалам нужно «остановить кадр» навсегда и в него уйти так основательно, чтобы больше никогда здесь не выныривать, им нужно поглотиться живописью настолько, чтобы уже умереть с кисточкой в руке, как Ван Гог.

Рационалы в сущности занимаются тем, что порождают утопии. Удачной реализацией для рационалов было бы покинуть землю вместе со своей любимой утопией. В вашу квартиру вошли немецкие солдаты и направили на вас оружие, а вы сидите, как Фрейд, и, не обращая внимания, дописываете статью по психоанализу. Прожить так, рядом с жизнью, до самой смерти, и ни разу не проснуться – вот лучшая судьба для рационалов. Казалось бы, какое дело миру до рациональных типов с их утопиями? Однако, утопии менталистов меняют мир, а виталисты, живущие во имя только настоящего, оставляют мир каким он был изначально.

Эмпирика и сенсорика, иррациональное и рациональное – два различных способа описывать бытие-в-мире, делить Целое на два. Мы можем теперь наложить эти описания друг на друга, пересечь. Как выглядит рациональность эмпирическая, и как выглядит рациональность сенсорная? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно еще глубже осознать связь между эмпирикой и сенсорикой. Что переводит эмпирику в сенсорику? Безусловно, какой-то «мост» между этими двумя событиями существует. Если мы можем, не пользуясь сенсорикой, ориентироваться в мире, если растение «видит» забор и для этого ему не нужно иметь зрение, значит между объективным («внешним») миром и «внутренним» есть какое-то взаимоотношение, т. е. эмпирика и сенсорика это не две абсолютно автономные категории. В предыдущих главах мы уже частично коснулись этого вопроса, когда назвали взаимосвязь эмпирики и сенсорики «отражением» изнутри вовне. Еще ближе к сути нас подводит слово «отображение» (т. е. исходящий от образа), принадлежащее к тому же смысловому кругу и корню, что и «воображение». По поводу такого отображения (эмпирики в сенсорику) можно сразу заметить, что оно имеет «зону невидимости» или «слепое пятно», поскольку часть эмпирических феноменов в сенсорику вообще не попадает, например, религиозный опыт или головная боль.