Паоло Мантегацца - Физиогномика и выражение чувств

Бросив взгляд на человеческое лицо, мы сразу, пожалуй, не заметим цвета глаз, формы подбородка или длины носа; но почти всегда мы в состоянии при этом сформулировать нисколько суждений, относящихся к одной из следующих пяти главных проблем, представляемых лицом каждого человека.

1. Состояние здоровья или болезни.

2. Степень красоты или безобразия.

3. Нравственные качества.

4. Умственные качества.

5. Раса.

Эти пять проблем приводят к пяти различным критериям, которые мы можем применить к человеческому лицу, а именно:

1. Критерий физиологический.

2. Критерий эстетический.

3. Критерий нравственный.

4. Критерий умственный.

5. Критерий этнический.

Когда я имел удовольствие считать в числе своих учеников несколько интеллигентных молодых людей, слушавших курс филологии и философии во флорентийском институте высших наук, я старался поощрять в них дух наблюдательности. Обыкновенно одни только натуралисты тренируют в себе эту способность, а между тем для всех, желающих изучать психические явления, тоже было бы необходимо развивать ее в себе путем правильного, рационального упражнения. Вместо этого, именно в силу того, что названные явления сложны и неясны, они предоставляются произволу эмпирических догадок, или же их стараются постигнуть на крыльях метафизического Икара.

Вот каким образом я тренировал моих молодых людей: я клал перед ними хороший фотографический снимок мужчины или женщины и предлагал им высказать об этом незнакомом лице троякого рода суждение: эстетическое, нравственное и интеллектуальное. Я не ставил им задачей определение здоровья или расы, потому что для оценки первого фотография представляет разве лишь недостаточные данные, а второе – требует этнологических познаний, которыми эти молодые люди не обладали. Собрав сведения, заключавшая в себе троякий приговор, я обсуждал их вместе с моими учениками, спрашивая последних о мотивах высказанных ими суждений; затем, делая выкладки из этих цифр, я составлял свою статистику. Во избежание сбивчивости при таких суждениях, я предложил употреблять только три формулы для каждого определения: красивый, безобразный и посредственный – в эстетическом отношении; добрый, злой и посредственный – в нравственном; умный, глупый и посредственный – со стороны умственного развития.

Вот результат моих экспериментов, сгруппированный в одной таблице, которая доказывает всю пользу подобного рода исследований. Когда теоретическая философия, мораль, метафизика и множество других ложных наук, следуя естественному закону развития, преобразуются в экспериментальную психологию, тогда чувство и мысль будут изучаться только этим методом.

Оказывается, что наибольшее число согласных показаний дано в области нравственной оценки и меньше всего в области умственной; эстетическая оценка занимает середину – и это совершенно естественно.

Чувства оставляют на нашем лице более глубокий и более характерный след, чем мысль, а с другой стороны, выражение последней может совершенно исчезнуть в фотографии. Большинство наших фотографов обладают драгоценной способностью превращать в идиота гениального человека, будь это Данте или Шекспир. Кстати, я всегда буду вспоминать одного смелого фотографа, который, желая мне всякого добра, добивался с помощью различных манер и артистических поз сделать из меня Аполлона или Байрона. Как он ни старался осуществить эту мечту, но в каждом новом портрете получалось все больше и больше безобразия и тупости выражения. Я ему не мешал и, насколько хватало у меня терпения и снисходительности, покорялся пытке, которой он меня подвергал, имея лучшие и самые чистые намерения. Наконец, после десятой или одиннадцатой пробы я сказал этому усердному другу: «На этот раз вы все-таки достигнете своей цели и получите тип совершенного кретина».

Есть и другая причина, вследствие которой наши суждения часто гармонируют между собою в деле нравственной оценки человеческого лица, а именно привычка, начало которой кроется в самом раннем детстве, направлять свою наблюдательность в этом смысле. Ничто нас так не интересует, как знание того, чего можно ждать, с хорошей или дурной стороны, от известной женщины или от известного мужчины, которых мы приближаем к себе. Для нас гораздо важнее знать о человеке, добрый ли он или злой, лживый или искренний, чем насколько он красив или умен. Чтобы убедиться в этом, притворитесь только, будто вы журите своего ребенка, и старайтесь при этом выражать на своем лице попеременно знаки то гнева, то расположенности. Ребенок будет смотреть вам прямо в лицо и изучать вас бессознательно, но глубоко; со своей стороны, он начнет производить над вами эксперименты, улыбаясь, когда вы будете серьезны, и, удерживая свою серьезность, в то время как вы улыбнетесь, с тем чтобы узнать, действительно ли вы сердитесь или шутите. Тот же опыт вы можете повторить с умной собакой, и, видя, что тут получается то же самое явление, вы убедитесь (если еще имеете в этом надобность), что азбуку мимики нужно искать у детей и у собак, а не на высотах метафизики.

В тех случаях, когда дело идет об эстетической оценке, субъективные влияния вносят сбивчивость в наши суждения; за исключением случаев редкой красоты или крайнего безобразия, разногласия встречаются на каждом шагу.

Из нашей таблицы вытекают еще два других заключения. В суждениях относительно сильных выражений сходятся все; но различия мнений выступают очень резко, коль скоро дело идет о выражениях менее определенных. Точно также я могу заметить, что суждения всего более согласуются между собою, когда речь идет об индивиде нашей расы, и, наоборот, до крайности расходятся, когда мы говорим о людях, принадлежащих к такому типу, который с морфологической точки зрения сильно уклоняется от нашего.

Так, например, при определении красоты миловидной маленькой римлянки, из десяти мнений девять получилось согласных, и только одно признало ее красоту посредственной. Напротив, Тьебо один из двух Аккасов, находящихся в Вероне, был признан красивым шестью голосами, безобразным – пятью, посредственным – двумя. Однако же, если красота или безобразие выступают очень резко, то значение этнического элемента отходит на задний план, и наши суждения оказываются согласными. Вот почему негр из Занзибара был всеми единодушно признан безобразным, а маленькая японка названа красивою семью голосами из девяти.

Я не собирал при своих наблюдениях цифровых данных относительно такого рода суждений, которыми, на основании исследования лица, определяется состояние здоровья или болезни. Но я могу утверждать, что в этих суждениях, называемых мною физиологическими, существует больше согласия, чем где бы то ни было; это, быть может, зависит оттого, что оценка в данном случае составляется легче, а может быть и оттого, что мы постоянно упражняем в этом отношении свою наблюдательную способность. Что-то невероятное представляет собою то совершенство, которое могут достигнуть наши чувства, когда они постоянно упражняются в одном и том же направлении, или когда наше внимание сильно напряжено вследствие особых побуждений. Сколько раз приходиться слышать суждения: «О, какой здоровый вид и право, приятно смотреть» или «О, несчастный, какой у него жалкий вид ему остается прожить всего несколько дней» и т. п. Более всего странно то, что подобного рода эмпирические суждения заключают в себе огромную ценность, часто такую же, как и в приговоре, произнесенным людьми науки.