Степан Сулакшин - Кризисное управление Россией. Что поможет Путину

Однако есть еще один специфический вид информации. Это когда информация касается политических вопросов, вопросов власти и властных персон. Если она апологетична, комплиментарна, хвалебна – то проблемы нет. Любая власть и властные персоны только радуются такой информации и массово ее тиражируют. Как в байке:

«Я человек свободный. Я никого и ничего не боюсь. Я честно и открыто, прямо в глаза скажу этой власти, этому президенту всю правду-матку, невзирая ни на что! Все, что я о них думаю!

– Никогда еще в истории у нас не было такой выдающейся и успешно действующей власти, такого самого замечательного лидера! Но он неправ! Он тоже делает ошибки! Не бережет он себя, слишком много на своей галере трудится, не принял законов о своем пожизненном назначении! Не сделал такого счастья народу. Вот, пусть теперь знает, что о нем граждане думают!»

Однако, если всерьез, то вопрос ставится о политической цензуре. С одной стороны, политическая критика власти необходима. Политическая оппозиция нужна. Нужна борьба идей и вариантов альтернативных решений в государственном управлении. Иначе не найдешь лучшие решения. А не лучшие и тем более худшие решения ведут любую страну известно куда: к краху.

Но есть ведь и неприятное следствие возможности критиковать власть, обвинять ее в коррупции, недееспособности, провалах. Это нестабильность. За слишком резкой или ничем не ограниченной критикой следует, конечно, стремление власть сменить. Если бы эта смена происходила в честной политической конкуренции и на выборах! Лучшего механизма прогресса власти и страны не придумаешь. А если смена власти происходит как в 2011 году, когда партии-победителю приписали фальсифицированных голосов в два раза? А если смена происходит как на Майдане? Со стрельбой и разрухой, с приходом во власть не лучших, а возможно, даже худших?

Должны ли общество и действующая власть защищать себя от такого варианта? Конечно, должны. Как? Запрещая, наказывая за экстремизм, недобросовестные и недостоверные обвинения и критику.

Но где тут грань в механизме, обеспечивающем, с одной стороны, здоровье процедур, а с другой – элементарную узурпацию власти, отгораживание ее от любой критики и поиска альтернатив, подавление оппозиции и любой самостоятельной мысли?

Цензура как институт, как нормативно-правовое предписание в основном касается СМИ, интернета, издательской деятельности, наружной рекламы, то есть неких материальных инфраструктур распространения информации и формализованной информационной деятельности.

Границ целесообразности и ответственности за успех своей страны тут на самом деле две. Одна формальная, а другая внутренняя, которая пролегает в каждом человеке. Существует еще один вид цензуры. О нем и идет речь!

О такой цензуре классики писали много раз, напоминали о ней в образах: «как бы чего не вышло». Это – самоцензура.

Учитель Беликов (А. П. Чехов, «Человек в футляре») был крайне осторожным человеком:

«Для него ясны были только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь… В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо: „Оно, конечно, так-то так, все это прекрасно, да как бы чего не вышло“».

Многое в жизни Отечества повторяется. Персонаж сатирической сказки «для детей изрядного возраста» М. Е. Салтыкова-Щедрина – пескарь, который «жил – дрожал и умирал – дрожал». Вся его пескариная премудрость состояла в том, чтобы прозябать в своей темной норе, дрожа за свою жизнь, и «не высовываться» – во всех смыслах этого выражения. Сатирик на самом деле изображал российскую интеллигенцию, чью общественную позицию он уподобил поведению пескаря, озабоченного только выживанием.

Есть и более пронзительные образы. Н. А. Некрасов («Кому на Руси жить хорошо»):

«Люди холопского звания – сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа».

Такое неизбежно имеет закономерный конец.

Кто-то скажет, что это все истории и историйки. Ныне интеллигенция просвещенная, с достоинством. А вот оцените прямую речь современного талантливого журналиста, искреннего и хорошего человека, русского патриота. Вот эта прямая речь.

«Либералы и революционеры, будучи одного поля ягодами, часто сравнивают охранителей с верными псами, готовыми преданно служить хозяину в любой ситуации и при любом состоянии. Как бы плохо ему ни было, как бы непонятны ни были действия того, кому предан, пес всегда будет биться за него до последней капли крови. Они говорят об этом презрительно, видят в этом рабское и ничтожное. Сами, в сущности, рабы, они не понимают святости служения и самопожертвования, духовной высоты долга и верности, того, что искренне служить может только истинно свободный человек. Да и в животном мире есть ли что-либо более великолепное, чем верность пса? Будучи заложниками лживой пропаганды эгоистической „свободы“ и сатанинской гордыни, не глядя глубже прагматической поверхностной необходимости, они не способны увидеть тайного смысла в иррациональном подчинении тому, кому суждено и дано править русским народом. Довериться его чутью и охранять его от нападок врагов и лживых языков. Добровольно возложить на себя полное ему подчинение, положить жизнь за него, растворить свое „я“ в Помазаннике, его судьбе, которая всегда величественна и трагична. Либерал со своими примитивными суждениями о власти, государстве, народе не способен понять это. В то время как для русского человека это более чем естественное отношение к власти и государству. Он возмущается над этим, высмеивает „рабскость“ и „облизывание“, играет остроумными словечками – в сущности же сам смешон и мелочен. Так же многие недалекие люди возмущаются выражением „раб Божий“ – почему раб? к чему такое самоуничижение? я ведь свободная личность! Болезные, они считают себя самодостаточной единицей, разумной обезьяной, пупом земли и неба…

Говорю как верный пес-охранитель, нет ничего более святого на гражданской стезе, чем служить хозяину своей земли. Человеку, избранному вести твой народ в темном и опасном мире. При этом служить – не значит прислуживать и лебезить перед сильным, в то же время ненавидя хозяина. Служение – это осознанный выбор, добровольная отдача себя другому. Отдача полная и окончательная, но не означающая, что не может быть внутренних вопросов и рефлексий. Которые, впрочем, не должны отвлекать от служения и исполнения долга. Верный пес обязательно должен лаять в случае опасности и лаять громко – но на опасность, ни в коем случае не на самого хозяина. Когда же кажется, что тот поступает неправильно, честно сказать об этом, но не настаивать, смирить гордыню, довериться его выбору. Ибо даже в ошибках он руководим провидением.