Евгений Попов - Социализм и судьба России

А вот в социальной сфере задача стабилизации на практике была решена: народ терпит продолжающийся развал страны и ухудшение своего положения. А ссылка на Стюартов и Бурбонов говорит о том, что Трушков совершенно не понимает качественной разницы между переходом от феодализма к капитализму (от одной эксплуататорской формации к другой) и от капитализма к социализму (ликвидация эксплуатации), неоднократно описанной выше.

При переходе от одной эксплуататорской формации к другой происходило перетекание господствующих групп и классов из одной формации в другую в результате осознания ими на практике преимущества нового способа производства при прежних формационных переходах. Иное дело при переходе от капитализма к социализму: здесь представители господствующего класса рано или поздно должны потерять свои привилегии и превратиться в тружеников. Естественно это капиталистов не может устроить, поэтому даже и при достаточном для коммунизма уровне развития производительных сил капитуляции капиталистов перед новым строем не произойдет. Сопротивление эксплуататоров поэтому бешеное. И уж возрождения социализма мировой капитализм постарается не допустить всеми возможными ему способами. Т. е. ссылки на Стюартов и Бурбонов не имеют никакого смысла. Уверенность Трушкова в скором преодолении Российской реставрации, к сожалению, ни на чем не обоснована. Для преодоления реставрации путем политической борьбы нужна именно революционная ситуация. Легкие пути преодоления реставрации были на ранних стадиях контрреволюции. Например, выше (гл.5), говорилось, что для преодоления реставрации во время ГКЧП достаточно было решительной позиции маршала Язова.

К пессимистам относится А. Зиновьев. К сожалению, его выводы более близки к действительности. И основаны на том, что за контрреволюцией, поражением социализма следует этап разочарования социализмом. Это разочарование будет сдерживать возникновение революционной ситуации даже при очень тяжелом положении трудящихся.

Эта тема, казалось бы, не принадлежит к числу очень актуальных на фоне того кризисного состояния российского общества, когда речь идет о судьбе страны, о физическом выживании ее народов перед лицом неоколониального вторжения Запада и распродаже страны за бесценок, за современные бусы – ширпотреб и «жратву». Но, тем не менее, тема это подробно обсуждается и тревогу вызывает излишний оптимизм большинства авторов.

Так Вазюлинская школа выводит неизбежность коммунизма на основе диалектической логики, закона отрицания отрицания: «Последний виток спирали включает переход от общества обособленных, отчужденных индивидов к объединенному обобществленному человечеству… Таким образом, с точки зрения развития истории человечества коммунизм совершенно неизбежен» [27, 186–187].

Однако использование гегелевской диалектической спирали не является доказательным, поскольку диалектическая логика является в отличие от формальной нестрогой, эмпирической, т. е. отображает наиболее вероятное направление процесса, что допускает и отклонения от него. На это указывает, например, Ленин: «Энгельс говорит, что Маркс никогда и не помышлял о том, чтобы «доказывать» что бы то ни было гегелевскими триадами, что Маркс только изучал и исследовал действительный процесс, что он единственным критерием теории признавал ее верность с действительностью. Если же, дескать, при этом иногда оказывалось, что развитие какого-либо общественного явления попадало под гегелевскую схему: положение – отрицание – отрицание отрицания, то ничего тут нет удивительного, потому что в природе это вообще нередкость» [1 т 1, 163].

Т.е. диалектическая логика указывает, что по опыту других подобных явлений существует вероятность возникновения коммунизма. Но вывод Вазюлина звучит слишком жестко: неизбежно и все. Это, вообще говоря, способствует расхолаживанию людей: если коммунизм все равно неизбежен – то зачем же нам стараться?

Термин «неизбежность» в историческом развитии не означает реальной неизбежности. Он лишь означает, что объективные законы развития общества таковы, что коммунизм с большой вероятностьювозникнет. Маркс и Энгельс выводили неизбежность коммунизма в основном из экономических кризисов, уничтожавших значительную часть произведенного обществом богатства, т. е. из нерациональности, расточительности капиталистического общества в целом, несмотря на стремление каждого капиталиста рационально вести хозяйство в каждый отдельно взятый промежуток. А реализует неизбежность, свергает капитализм рабочий класс, создаваемый и объединяемый для борьбы против гнета капитала развитием промышленности. Нерациональности капитализма они противопоставляли рациональность коммунизма, где стихия капиталистического рынка заменяется плановым ведением хозяйства, исключающим разрушительные экономические кризисы. В результате исключения потерь на кризисах производительность коммунистического общества в целом оказывается выше, чем при капитализме. Эту аргументацию они также облекали в форму противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения, которое разрешается в результате установления общественной собственности при коммунизме.

Все коммунистические течения, стоящие близко к позиции ортодоксального марксизма (РКРП, КПРФ) имеют и близкие к классикам марксизма взгляды.

За истекший ХХ-ый век капитализм, казалось бы, научился более или менее справляться с анархией производства, вызывавшей каждые десять лет разрушительные кризисы перепроизводства во времена Маркса и Энгельса. Капиталисты научились изучать возможный спрос на рынке и в соответствии с этим планировать производство. Значительная часть продукции производится по предварительному заказу. Большое влияние в демонстрации эффективности планирования, несомненно, оказал пример СССР.

Однако сильнейший кризис, вызванный беспредельным разрастанием спекулятивного капитала, начавшийся в 2008 году, показал, что спекулятивная рыночная экономика капитализма по-прежнему порождает кризисы.

К тому же осталась и расточительность капитализма в период между кризисами осталась. Она в нерациональном с точки зрения общества (не отдельного капиталиста) производстве. Примеры нерационального производства: производство вооружений, массовая индустрия порока, превышающий всякие разумные пределы быстрый темп изменения моды на одежду, обувь, автомобили… Благодаря этому многие предметы потребления морально стареют много раньше, чем наступает их материальный износ. Затраты на рекламу (этот узаконенный вид наглой лжи), упаковку, сравнимые с затратами на производство…. Инициируются излишние, часто вредные потребности. Например, одни и те же лекарства выпускаются под разными названиями, чтобы стимулировать спрос.