Владимир Исаков - Кто и как развалил СССР. Хроника крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века

Е. Яковлев: – Вы конкретно представляете себе жизнь после того решения, которое вам придется принять? Что вы собираетесь делать? Чем заниматься?

М. Горбачев: – Если говорить совсем конкретно, то, наверное, это вызовет у вас смех. Прежде всего мне надо выспаться. (Улыбается). А вы мне сразу говорите о работе. А вообще думаю, что все определится, во всяком случае, мои заботы будут связаны, конечно же, с продолжением реформ в стране. Буду всемерно поддерживать силы, которые продолжат этот курс. И буду решительно выступать против тех, кто мешает этому.

Т. Коппол: – На что вы сегодня надеетесь, господин президент?

М. Горбачев: – Видите ли, мы с Егором Владимировичем люди 60-х годов. И у нас есть свои особенности. Мы были заряжены на перемены, на реформы. И все время думали о них, стремились к ним, хотя не могли себя реализовать многие годы. Но все же сохранили в себе этот заряд. Взяли на себя ответственность и пошли на реформы. Что-то удалось сделать.

Е. Яковлев: – Вы говорите, что мы из поколения шестидесятников. Это поколение жило с верой, что надо улучшить ту систему, которая выпала на нашу долю, и тогда все будет в порядке. Со временем лично я пришел эмпирическим путем к тому, что эта система улучшению не подлежит, а требует разрушения и создания новой. Вы тоже в 85-м году перестройку начинали с уверенностью, что эту систему можно улучшить. Не так ли?

М. Горбачев: – Да.

Е. Яковлев: – Когда вы пришли к заключению, что она улучшению не подлежит?

М. Горбачев: – Я не могу назвать точную дату. Я увидел, что процессы реформирования упираются в командно-административную систему. И ничто не пойдет дальше, если не демонтировать эту систему. Поэтому на определенном этапе я пришел к убеждению, что мы имеем дело с системным кризисом. Наверное, помогло то, что в ходе перестройки мне удалось, как и другим, избавиться от стереотипов, которые всегда давили в нашем сознании. К тому же мы не получали необходимую информацию ни о себе, ни о мире. А когда она появилась, я пришел к выводу, что мы имеем дело с некоторой авантюристической моделью социализма. Это по сути дела и не социализм. Модель эта не только утопична, она антидемократична и антинародна, и поэтому антисоциалистична. Мои представления о том, каким должен быть социализм, социалистическое общество, претерпели коренные изменения. Хотя и сейчас я более убежденный сторонник социалистической идеи, чем какой-либо иной.

Е. Яковлев: – Начиная перестройку, вы видели в партии мотор, двигатель реформ. А на XXVIII съезде, показывая мне бушующий, свистящий зал, сказали: «Интеллигенты все время норовят выйти из партии, но разве можно такое чудовище оставлять без привязи?»

М. Горбачев: – Провести глобальную реформу в этой стране вне партии, без нее, было невозможно. Все, что мы могли сделать, это произвести перемены в самой партии. Там уже выкристаллизовались силы, которые готовы были взять на себя риск и ответственность за реформы. Но всякие реформы рано или поздно задевают коренные интересы всех слоев и всех участников этого процесса. Одни приобретают, другие теряют. Это обязательно. Многие привыкли вращаться в номенклатурном колесе, переходить по ступенькам из года в год. Знаете, как очередное звание офицера через три года присваивается. И вот когда эти привычки столкнулись с демократическим процессом, когда авторитарный режим столкнулся с демократией, началась борьба. И тогда я понял: если мне уйти из партии, то других течений нет. И нельзя было партию бросить, потому что в ней зародился этот процесс, и в партии много людей, которые приемлют реформы. Надо было нести крест партии. Даже тогда, когда это было невмоготу.

Т. Коппол: – Вы рассчитываете остаться президентом в будущем году или хотя бы до конца нынешнего?

М. Горбачев: – Если после 21-го, после Алма-Атинской встречи появятся документы, которые будут означать, что Советский Союз завершил свою историю и мы стоим перед началом новой эпохи, я тут же приму окончательное решение. Я вынужден ждать, поскольку не могу себе позволить вести себя так, что меня что-то обидело, я чем-то недоволен, это несерьезно для президента. Тем более в такой период.

Т. Коппол: – Чем вы занимаете сейчас свое свободное время?

М. Горбачев: – Вчера вечером я читал книгу польского исследователя и историка Валишевского. О нем похвально отзывался Лев Толстой. Я читал книгу «Смутное время» и теперь хочу поискать книги об Иване Грозном, очень хочется прочесть, в каком состоянии оказалась Россия после Ивана Грозного.

Е. Яковлев: – Чтение принесло вам успокоение или наоборот?

М. Горбачев (стараясь не замечать вновь проскользнувшей у Яковлева иронии): – Нет, я просто читаю, это процесс познания, размышлений. Моя привычка – читать сразу несколько книг. Я читаю сейчас и книгу о Сталине, и книгу о реформах Столыпина.

Е. Яковлев: – Михаил Сергеевич, вы видите прямые аналогии смутного времени с тем, что сейчас происходит в стране?

М. Горбачев: – Нет, я думаю, что каждая переломная эпоха отличается и прямых аналогий здесь не может быть.

Т. Коппол: – Когда стараешься понять другого человека, то всегда хочется поставить себя на его место. Вот я спрашиваю себя, как бы я вел себя в такой переломный момент – рвал бы волосы, обвинял всех в неблагодарности, плакал, смеялся, вообще, как бы я себя вел? Мне очень хочется понять, как вы ощущаете себя сейчас, что переживаете?

М. Горбачев: – Я убежден в главном: что выбор, который был сделан, привел к глобальным переменам и в стране, и в мире. Мы не ошиблись в главном, мы пошли по правильному пути. Это дает мне силы держать себя в форме.

Т. Коппол: – Значит, вы считаете себя счастливым человеком?

М. Горбачев: – О счастье, как правило, вопросы задают женщинам…

Восьмого декабря 1991 года, руководители трех республик, уединившись в глухом белорусском лесу в нескольких километрах от советско-польской границы, пришли к соглашению, в результате которого Советский Союз прекратил свое существование. Случай беспрецедентный в мировой истории. Несколько человек, не имея на то никаких полномочий, вопреки союзной Конституции и конституциям собственных республик решили судьбу великой державы, у которой был живой и действующий президент, являвшийся главнокомандующим многомиллионной армии, имевший в своем распоряжении мощнейшие спецслужбы, прокуратуру, внутренние войска.

Как такое могло случиться? Был ли распад Союза предопределен? Каковы его причины? Можно ли было изменить ход событий? На этот счет существуют тысячи мнений, сотни разных оценок. Предоставим возможность высказать мнение непосредственным участникам событий…