Максим Калашников - Хроники невозможного. Фактор «Х» для русского прорыва в будущее

– И сегодня ни у кого в мире нет таких катализаторов, ибо для этого нужно, чтобы катализатор состоял из нанокристаллитов, выращенных из газовой фазы. Существует огромная разница между катализатором, сделанным из аморфного порошка, чем и являются наночастицы в пределах 2–3 нм, и тем, что состоит из активных кристаллитов, – заявил Мастер.

Он продемонстрировал темную маслянистую жидкость (широкую фракцию углеводородов, ШФЛУ), которую добыл из попутного нефтяного газа. На некоторых месторождениях, где на тонну нефти в воздух улетает все 800 «кубов» газа (0,6 литра жидких углеводородов в каждом), можно с помощью катализаторов увеличить добычу на 480–500 литров. При этом не требуется постройка огромных заводов за миллиарды долларов, не придется с огромными затратами собирать попутный газ на них. Нет – дешевые и эффективные катализаторы дают возможность сжижать попутный газ на месте, тут же смешивая полученную ШФЛУ с извлекаемым «черным золотом». А потом – использовать имеющиеся нефтепроводы.

С помощью тех же катализаторов во Всеволожске уже получали сжиженный газ из пропан-бутановой смеси. Причем очень просто: с помощью цилиндра от мотора, превращенного в компрессор. Где поршень (с катализатором в углублении), сжимая и разжимая пропан-бутановую смесь, дает на выходе жидкий газ. И его тоже можно смешивать с сибирской нефтью, делая ее легкой.

А какие перспективы открываются у газофазового метода при нанесении тонкого платинового покрытия на металлические изделия самой сложной формы! Не нужно никакого электролиза – идет именно газовое напыление.

Тогда Мастер предложил европейцам устроить сравнительные испытания итальянских и своих катализаторов. Но отклика, к сожалению, вновь не нашел. И вот что запомнилось Стрельцу: итальянец все время говорил, что их катализаторы – более «мелкозернистые». И вообще дешевле в производстве. Но ведь он совершенно выпускал из виду то, что газофазовая установка – это не просто производство катализаторов, но и, прежде всего, крайне дешевый способ добывать платиноиды. Да, сразу все, в смеси, в одном реакторе, причем с последующим разделением металлов. И это приносит огромное уменьшение издержек – просто в силу экономии времени и средств, в силу сокращения десятков технологических операций до одной-единственной, из-за сжатия всего цикла с многих месяцев всего до суток. Наш изобретатель старался объяснить: платину и прочие металлы этой группы газофазовым методом можно получать быстро, у самого месторождения, даже самого бедного, и тут же – делать дешевые катализаторы в массовом количестве. А сам газ регенерируется и вновь идет в дело. При этом размер в 60 нм – оптимальный, ибо, кроме прочего, обеспечивает износостойкость катализатора.

Мастер старался втолковать это итальянцу Центи. Мол, газофазовый метод во всем мире применяю только я. А везде платиноиды извлекают из руды и разделяют долгими, дорогими и экологически грязными – химическими методами.

И вот все, посмотрев старую, «отставную» установку, возвращаются к новой, работающей. Мастер принимается колдовать у пульта управления и кранов. Иностранные гости боязливо жмутся к стенке, отходя далеко в сторону от машины. Один из них пугливо выходит из комнаты, за дверь. Мастер пытается успокоить европейцев: в колбе, где платина напыляется на носители из оксида алюминия – вакуум. Работает сильная вытяжка. Опасаться взрыва – глупо. Но иноземцы все равно явно трусят. Чтобы их совсем не перепугать, изобретатель опускает перегородку большого шкафа, в который помещен весь газофазовый агрегат.

И вот серебристый налет на колбе, переходящий в черную пленку, появился на достаточной площади стекла. Часть засыпанных в стеклянный сосуд гранул оксида алюминия тоже покрылись пленкой металла. Мастер, остановив аппарат, вновь излагает принципы его работы:

– Я готов поделиться секретом катализатора, который позволяет растворять платиноиды в реакторе с помощью газа при низких температуре и давлении. Но только если мы будем работать вместе…

Он сообщает, что может таким же образом добывать и никель, осаждая его в тех же наноразмерных частицах. А такой никель по каталитическим характеристикам приближается к обычной, металлической платине. А потом предлагает взять его катализаторы и проверить их качества в Европе, в собственных лабораториях гостей. «Критерий должен быть одним – практика!» – заключает Мастер.

Но вот принять платину на анализ из разбитой колбы иностранные гости отказались. Все-таки побоялись проблем на выезде из РФ. Попросили прислать им образцы по официальным каналам…

Стрелец тогда горячо пожал руку седовласому хулигану. С Мастером вообще было здорово проводить время: тот излучал энергию в пространство с активностью средней электростанции и буквально заряжал окружающих. Стрелец давно знал, что такое попутный газ. Что каждый год в несчастной постсоветской РФ добывается 55–60 миллиардов кубометров оного, но только четверть его попадает на переработку. Остальное либо палится в «лисьих хвостах» или списывается на технологические потери, либо, в лучшем случае, используется как горючее на промысловых электростанциях. Но жечь попутный газ – это буквально топить камин деньгами. А тут появилось радикальное решение проблемы…

Потом, уже в Москве холодной зимы 2012–2013 годов, Стрелец слышал выступления умных ученых из РАН, бывшей АН СССР. Они озабоченно говорили о том, что на исходе нулевых годов нового столетия РФ столкнулась с неожиданным вызовом, который неправильно назвали «сланцевой революцией». На самом же деле на Западе произошел прорыв в технологиях добычи газа и нефти из нетрадиционных источников. Это тот вызов, который не знал могучий Советский Союз и не успел дать на него ответа. А значит, и бездарная РФ, использовавшая только советское наследие, оказалась бессильной. Американцы стали добывать нефть из тяжелых песков, а газ – из сланцев. Они стали превращаться не только в самодостаточную по углеводородам империю – они принялись экспортировать энергоресурсы в остальной мир, подобно РФ или Саудовской Аравии. Им плевать было на то, что добыча сланцевого газа требовала огромных затрат, неимоверного объема воды для гидроразрыва пластов, а отдача скважин достаточно быстро падала. Прибыль янкесам давало то, что добываемый газ, в отличие от русского газа Ямала, был жирным. Он содержал массу полезных примесей, которые служили ценнейшим сырьем для тонкой химии. И это окупало все затраты сторицей.

Академик Алексей Конторович, выдающийся советский геолог, говорил о том, что в Западной Сибири каждый кубометр подземной воды содержит не меньше одного кубометра газа. Когда эта вода поднимается на поверхность, давление падает – и газ выделяется в свободную фазу. Еще в 1975-м Конторович и его коллега Иван Иванович Нестеров в труде «Геология нефти и газа Западной Сибири» даже подсчитали объем этого газа. А знаменитый гидрогеолог Леонид Зорькин мечтал о том, что когда-нибудь человечество будет использовать этот газ для отопления, как энергоноситель.