Александр Бадхен - Лирическая философия психотерапии

Другим направлением, повлиявшим на развитие «Гармонии», была программа по психосинтезу. Для начала ее проведения осенью 1989 года в Ленинград из США приехали Молли Браун, Джанет Рейнуотер, Кэрол Хвощински.

Семинар начался в «Гармонии» 21 сентября 1989 года. Мне совсем не хотелось на него идти. В это время тяжело болел мой отец. В начале лета 1989 года у него диагностировали рак. Болезнь зашла слишком далеко, врачи сказали, что жить ему осталось несколько месяцев. Я переехал жить к нему и ухаживал за ним. Для меня это было тяжелое время. В моей жизни было несколько периодов, которые я могу назвать поворотными в своей судьбе. Когда мне было 10 лет, от рака умерла моя мать. Тогда я пережил огромную утрату. Мне кажется, что именно тогда я научился сопереживать боль других людей. Во время болезни отца, чтобы уйти надолго из дома, мне нужно было просить родственников подменить меня. Так было и на этот раз. В «Гармонии» я был одним из тех, кто отвечал за организацию семинаров иностранных специалистов, что в основном заключалось в расстановке стульев и договоренности об аудитории. Сначала я решил, что, как только все будет готово и семинар начнется, я уйду домой. Я колебался, но все же решил остаться.

Передо мной лежит блокнот с записями того семинара. На первой странице запись – сон моего отца, который он рассказал мне накануне:

«Это сон о победе. Мы едем на поезде. Возвращаемся с войны. Поезд увит гирляндами цветов. Музыка, радость, торжество, все едут и радуются, поздравляют друг друга, есть ощущение удовлетворения – мы победили, возвращаемся с победой! Там едут… – тут он перечисляет имена людей, которые едут вместе с ним на этом поезде, это имена не так давно умерших известных музыкантов, композиторов, артистов, его коллег и друзей, – …и я не понимаю, что я-то здесь делаю, они же старше меня на 7–8 лет? Хочется зажечь свет».

Я понимаю, что это сон о приближающейся смерти, о последнем путешествии, в которое он собирается скоро уйти, к которому он сейчас готовится. Для меня самое страшное, что я не могу его защитить, что ничего уже нельзя сделать…

Семинар начался. Участники разделились на группы, и я оказался в группе Молли Браун. Молли задает вопрос: «Что заставляет ваше сердце петь?» – и у меня возникает боль за грудиной. У моего отца рак легкого, и это отдается во мне. Мне очень тяжело и грустно, и я чувствую волнение, мне трудно сейчас общаться с другими. Мне хочется уйти. Потом какие-то границы стираются, и я словно оживаю. Я не ухожу через час. Я остаюсь на этом семинаре. Я чувствую, что здесь могу встретиться с собой, с правдой того горького и пугающего, что происходит в моей жизни, просто переживать это, перестать себя контролировать, быть собой. Впервые за этот день появляется ощущение покоя. Вечером я рассказываю отцу о том, что происходило на семинаре, об упражнениях, которые мы делали, а утром следующего дня снова еду в «Гармонию». Это были три дня интенсивного самораскрытия, самоисследования и помощи друг другу. Я отвечал на свои собственные вопросы, откуда-то рождались слова, возникали рисунки, я встречался с природой в себе самом. Это захватывало. На семинаре мы много говорим о терапевтических отношениях, исследуем их при помощи разных упражнений.

Впервые я услышал о психосинтезе в начале 1980-х. Один из коллег рассказал о статье по работе с направляемым воображением и о том, как можно интегрировать занятия аутогенной тренировкой с принципами психосинтеза. Психосинтез привлек меня своей открытостью, трансметодичностью. Другие техники «борются за чистоту», а психосинтез мне представлялся открытым тому, что может оказаться ценным и эффективным в самых разных направлениях. Автор концепции психосинтеза, Роберто Ассаджиоли, никогда не рассматривал психосинтез как отдельную школу психотерапии. Более того, он надеялся, что психосинтез никогда не станет отдельной школой. Ему хотелось, чтобы у специалистов-практиков была возможность использовать то ценное, что появляется в самых разных школах, интегрируя это в своей работе. На последней странице обложки блокнота, в котором я фиксировал ход семинара и мои на него отклики, есть запись, отражающая мое потрясение: «Психосинтезом человек занимается всю жизнь, с детства. Детские сказки – это уже психосинтез, введение ребенка в цельный мир, где неразрывные связи людей, животных, земли, воды, огня – это все. В сказках герой имеет преимущество, если понимает язык животных и дружит с ними. Тогда он может то, чего не могут короли».

После завершения семинара Молли, Джанет и Кэрол пригласили нас с Марком Певзнером на ужин. В какой-то момент Молли отозвала нас с Марком в сторону и спросила, как бы мы отнеслись, если бы нас пригласили следующим летом приехать в США на летнюю школу психосинтеза. Мы, естественно, сразу же согласились. Вечером, вернувшись домой, я рассказал отцу об этом приглашении. Он обрадовался и поздравил меня. Наверное, для него в этом приглашении был знак какого-то моего достижения. Он очень любил меня и гордился мной. То, что мы с ним пережили в последние месяцы его жизни, было его последним подарком мне. Он умер через неделю, 1 октября 1989 года.

В ноябре 1989 года я получил первое письмо от директора института «Конкорд» Томаса Йоманса с официальным приглашением приехать летом 1990 года в США, чтобы принять участие в летней школе по психосинтезу. Оно датировано 20 октября 1989 года. С этого времени началась наша переписка, перешедшая позже в глубокую дружбу и тесное профессиональное сотрудничество. Том явился человеком, воспринявшим нас всерьез, поверившим в нас, тем, кто на протяжении многих лет поддерживает нас с Марком и «Гармонию». Но тогда, в 1989 году это было письмо от еще неизвестного мне человека.

У моей бабушки Эсфири было семеро братьев и сестер. Отец рассказывал мне, что особенно она любила старшего брата Эмиля. Эмиль (Эмиль Купер) был одаренным музыкантом. В 1924 году он уехал из СССР в Европу на гастроли и не вернулся. Он был дирижером, работал в разных странах Европы, а перед войной уехал в США, и эта страна стала его домом. И хотя жизненные пути Эсфири и Эмиля разъединили их, они не виделись почти сорок лет, они продолжали любить друг друга. Об этом говорят их письма. Отец мне рассказывал, что бабушка почувствовала смерть Эмиля, еще не получив об этом известия. Он умер осенью 1960 года в Нью-Йорке, она – в самом начале весны 1961 в Ленинграде. Летом 1990 года я летел в далекую Америку, летел к своим будущим друзьям и коллегам, летел в летнюю школу по психосинтезу. И немножечко (мне почему-то было неловко признаваться в этом) я летел в страну Эмиля, брата моей бабушки. Это было мое первое путешествие за пределы СССР. Мне тогда было 37 лет.