Энн Бёрджесс - Сексуальные маньяки. Психологические портреты и мотивы

Распределяются по категориям и сами системы классификации убийц. По Этену (1980), системы первого типа исходят из единообразия (шаблона) признаков конкретного типа насильственных преступлений. Теоретически выявление такого шаблона позволяет установить причину преступления. Системы второго типа исходят из предположения о том, что насильственные преступления совершаются психопатическими личностями; системы третьего типа исходят из того, что к насильственным действиям приводит некое сочетание социальных и психологических факторов.

Упомянутые выше работы – лишь некоторые примеры множества различных систем классификации склонных к насилию индивидов. Тем не менее они наглядно демонстрируют, что разные таксономические системы имеют мало общего друг с другом. Таким образом, как указывают Мегарджи и Бон (1979), они не слишком полезны в качестве источников информации для практических решений в области борьбы с преступностью и имеют скорее теоретическое применение. Схожие критические замечания высказывает и Танэй (1972), который выражает озабоченность отсутствием существенного прогресса в сдерживании убийств, невзирая на наличие многочисленных описаний этого вида преступлений. Научные работы, в которых делается попытка дать как новое описание, так и новый способ решения проблемы преступного поведения, основаны на теории научения (Samenow, 1984). Ученые (Yochelson and Samenow, 1976) в течение многих лет исследовали заключенных, находящихся в тюремных психиатрических больницах, и установили наличие у закоренелых преступников, вне зависимости от их происхождения, определенных стереотипов мышления, отличающих их от общества в целом. Иначе говоря, преступное поведение порождается образом мыслей преступника, а не влиянием среды или иных факторов, которыми принято его объяснять. По мысли ученых, из этого следует, что изменение преступного поведения должно подразумевать изменение образа мыслей индивида, а не среды, в которой он находится.

Помимо исследований и классификаций на основе личности убийцы, наука рассматривает убийство и как некое общественное явление. В частности, социологи изучают насильственные преступления в социальном контексте их совершения. В подобных исследованиях рассматриваются культурные факторы и особенности общества, которые могут способствовать агрессивному поведению. Подобно социологам, в своих исследованиях, посвященных убийствам, историки также исходят из мнения о том, что характер насильственных проявлений в данном обществе в данное время является уникальным способом демонстрации многих присущих этому обществу черт (Buchanan, 1977).

В частности, подобный подход к осмыслению насильственных преступлений был предложен Вольфгангом и Ферракути (1982). Эти ученые полагают, что в силу явных различий между социологическим подходом с акцентом на индивиде и социологическим подходом с акцентом на культурных аспектах криминология должна интегрировать различные способы исследования убийства. Хотя понимание структуры социума, в котором действует убийца, не менее важно, чем понимание его личности, почерпнутая из социологических исследований ценная информация не всегда пригодна для практического применения. Кроме того, люди, занимающиеся практической стороной проблематики убийства, не могут брать на себя задачу подтверждения теоретических выкладок ученых.

Отталкиваясь от необходимости такой интеграции, Вольфганг и Ферракути исследовали убийства на почве страсти или из желания причинить боль, но не убить. Они предположили, что во многих культурах существует некая субкультура агрессии, и утверждали, что в гомогенных субкультурных группах количество убийств значительно выше. Применение насилия в субкультуре агрессии подрывает ценности общества в целом. Хотя представление о ценностях как о фактических мотивах определенного рода поведения можно критиковать за чрезмерное упрощение, некоторые конкретные поступки действительно можно считать отражением базовой ценностной системы.

В социологической литературе внимание также уделяется и жертвам. Одним из наиболее распространенных подходов к анализу жертвы являлось использование концепций жертвы по неосмотрительности и жертвы-соучастника. Ганс фон Хентиг считал жертву одной из причин преступления. В 1948 году он заявил: «В известном смысле жертва сама формирует убийцу… Для того, чтобы узнать, кто он, нужно познакомиться со вторым участником события». Мендельсон (1963, с. 239–241) развивал основные положения виктимологии в процессе подготовки к суду над человеком, которого никогда не привлекли бы к ответственности за убийство бывшей жены и ее любовника, не будь первая «настолько порочной натурой». Вольфганг (1958, с. 252) использовал понятие потенциальной жертвы в своем широко известном труде о феномене убийства применительно к случаям, когда «особенностью роли жертвы в драме убийства является первичное использование ею физической силы против своего будущего убийцы». В качестве примера он приводит мужа, накинувшегося на готовившую завтрак жену с молочной бутылкой, кирпичом и куском бетона. Женщина зарезала его разделочным ножом, который был у нее под рукой. Вольфганг (1958) установил, что спровоцированные жертвами убийства составляют 26 % от 588 убийств, исследованных им по материалам полицейских рапортов в Филадельфии. Дополняя эти представления, Шэфер (1968, с. 152) заключил, что «далеко не всем преступлениям было суждено случиться; часто именно небрежность, опрометчивость или провоцирующие действия жертвы способствуют возникновению преступного замысла и его воплощению».

Большинство исследований, посвященных феномену убийства, предлагают в основном теоретический подход к проблеме и мало применимы для задачи предотвращения преступлений.

Современные ученые отмечают, что социологические исследования феномена убийства важны не только для понимания его природы, но также для осмысления социальных взаимоотношений, прежде всего существовавших в прошлом. В своем труде о сенсационных убийствах викторианской эпохи Эттик (1970) уделяет особое внимание показательным для этих случаев деталям общественной жизни. Приведенные Эттиком статистические данные об убийствах свидетельствуют, что, несмотря на изменяющиеся от эпохи к эпохе характерные особенности, общая картина явления остается неизменной. Так, по данным Эттика, в период между 1837 и 1901 годами подавляющее большинство убийств были бытовыми по своей природе, а следующую по величине группу составили убийства при совершении тяжкого преступления. Анализ цифр, приведенных в отчете «Преступность в США» за 1981 год, дает примерно аналогичную картину распределения по категориям: на почве конфликта – 37,5 %; неизвестные мотивы – 22,5 %; в процессе совершения тяжкого преступления – 19,4 %; прочие мотивы – 18,6 %; с наличием элементов преступного умысла – 2 %.