Марина Новикова-Грунд - Лингвистика между психологией и психотерапией: мост над пропастью

Интерпретация, таким образом, опирается либо на интуицию внешнего другого, что хуже, либо на внутреннюю, собственную, что лучше, так как по крайней мере соотносится именно с этим клиентом в этой ситуации здесь и сейчас.

Очевидно, что из-за определенной произвольности толкования непременно обнаруживается больше чем одна интерпретация. Это происходит не только при обращении клиента к другому терапевту, но и в процессе работы с одним и тем же специалистом.

И тут возникает одна из фундаментальных проблем, которых давно умеют остерегаться как точные, так и экспериментальные науки. Почему среди терапевтов, принадлежащих к одному направлению, в равной степени обученных, оказываются весьма эффективные и малоэффективные? Почему один и тот же терапевт, работая с одним и тем же клиентом, от сессии к сессии достигает то большего, то меньшего успеха? Наконец, почему самые эффективные терапевты, как правило, испытывают постоянные сомнения в том, действительно ли является успехом то, что успехом иногда кажется?

Разумно предположить, что дело здесь в недостаточности того, что принято обозначать крайне расплывчатым термином «понимание», в неопределенности понятия «понять». Относительно интерпретирующего понимания отсутствуют методы объективной доказательности, невозможно проверить, действительно ли данная интерпретация или множество данных интерпретаций релевантны. Впрочем, существует системный принцип, уже усвоенный во многих психотерапевтических школах: слушать не только то, что говорит клиент, но и то, как он это говорит. При обучении психотерапии обязательно указывают, как важно обращать внимание на невербальные элементы: дыхание, позу, паузы. Супрасегментные элементы: интонационный контур, выделение одних и проглатывание других слов, запинание – также используются как основа для интерпретаций. Однако наиболее надежный и более формализуемый уровень – лингвистический – используется, как правило, в очень небольшой степени. Возможно, это происходит из-за того, что носитель языка, будь это клиент или терапевт, осознает лингвистические средства, которыми пользуется, в ничтожно малой степени. Замечательному востоковеду Гранде приписывается сравнение: «Рыба плавает в воде, но ничего не знает про Н 2О. Носитель языка так же мало знает про язык, на котором он говорит, как рыба про воду». Использование всего спектра лингвистических возможностей родного языка в потоке речи не является бессознательным. Это «неосознаваемое» по Бернштейну – действие, автоматизированное благодаря многократному повторению до той степени, что почти не нуждается в контроле сознания. Но разрушение автоматизма с помощью «замедления» наталкивается на сильное внутреннее сопротивление носителя языка. С этим хорошо знакомы лингвисты, особенно те из них, кто занимается семантикой. Этот факт не отражается в работах по семантике, так как не связан с их тематикой, но регулярно сообщается в ходе частных бесед: «Чуствуешь раздражение, тяжесть и растерянность. Как говорить о том, что и так интуитивно понимаешь?» Вероятно, похожие чувства испытывают и психологи, когда им приходится работать с лингвистическими инструментами. Возможно, поэтому арсенал лингвистических подходов в психологии достаточно беден, архаичен и не систематизирован.

Между тем учитывать, какими языковыми механизмами пользуется клиент, а какими пренебрегает или стремится избегать, – это очень надежный способ понимания. Выбор слова – и, соответственно, отказ от другого слова; выбор синтаксических конструкций, выбор грамматических времен, выбор структуры сюжета – все при подробном анализе дает в строгом смысле «отображение на текст» экзистенциальной картины мира говорящего. Лингвистические выборы в потоке речи совершаются одновременно бесконечное количество раз, и совершаются с такой скоростью, которая в общем случае исключает принятие сознательных решений относительно этих выборов, поэтому они безусловно честны: говорящий не в состоянии проконтролировать этот поток для достижения эффекта социальной желательности, для симуляции или диссимуляции своих внутренних состояний, наконец, просто для подтверждения своего образа Я, такого, каков этот образ в его видении. Гипотеза о системности выборов и отказов в потоке речи была экспериментально подтверждена в первой части нашего исследования. Предлагаемая работа является его логическим продолжением.

Исследование 2014 года было практически полностью посвящено уникальной картине мира человека и аргументации того, что она реально существует, а не является общепринятой метафорой. Было также показано, как она регулярно и системно отображается на любой текст, который индивид произносит или пишет.

В его продолжении промежуточной цельюбыло создать достаточно простой и по возможности универсальный механизм обнаружения или, точнее, извлечения из любого текста человека отображения его картины мира. Конечной цельюявлялось создание карты картины мира индивида. Требования к этой карте следующие: ее построение в каждом конкретном случае должно быть достаточно быстрым и не зависеть от индивидуальных представлений, ожиданий и предварительных интерпретаций того, кто ее строит; она должна достаточно наглядно представлять отображение картины мира индивида.

Мы воспользовались принятой схемой упрощения сложного философского понятия «картина мира», которая разработана в экзистенциальной психотерапии и используется И. Яломом. В редуцированном виде она сводится к конструкции, включающей в себя специфические для данного конкретного человека и не полностью осознаваемые им представления о своих ПРОСТРАНСТВЕ, ВРЕМЕНИ, ИДЕНТИЧНОСТИ, СВОБОДЕ, СМЕРТИ.