Александр Шевцов - Основы Науки думать. Книга 1. Рассуждения

Переворот мировоззрения, как это предполагается, должен поменять местами верх и низ. Для психологии это означает, что вместо души должно стать тело. Чтобы это получилось, нужно оторвать народное мировоззрение от его корней – иначе дерево продолжит расти, как и раньше. Поэтому издательство, ставя себе целью создание «выдержанного марксистского руководства по психологии», объявляет, кого психологам считать своими корнями:

«Задача построения такого руководства, впрочем, далеко еще не решена: предстоит большая и сложная работа по пересмотру основных положений современной американской “науки о поведении человека”, учения об условных рефлексах, методов так называемой объективной психологии и т. д. в смысле использования их положительного содержания под углом зрения диалектического материализма» (Кравков, Очерк, с. 3).

Наша довоенная психология строила себя заново, выводя из американцев, Павлова, Бехтерева и нескольких естественников, вроде Корнилова, Ланге, Блонского. Выглядит это жутко, будто Россия – страна американских антиподов. Те же американцы, только вверх ногами…

Введенский не поминается «Работником просвещения», но его не могли не знать те, кто по революционному призыву пришел делать новую психологию. К примеру, на него опирается Выготский. У кого-то учиться было надо. Введенский не поминается государственниками потому, что до этой работы он был кантианцем и метафизиком. Он говорил о вере как об источнике познания и даже утверждал, что у нас есть особый орган познания – «метафизическое чувство». Как его занесло в создание курса естественнонаучной психологии?! Подсуетился, чтобы идти в ногу с мэйнстримом, как сейчас говорят? Как подсуетились Блок с его «Двенадцатью», Маяковский, Горький…

Исходная мысль революционной работы Введенского:

«Изучение душевных явлений в основной психологии удобнее всего начинать с познавательных явлений. Они делятся на два главных класса: восприятия и мысли, причем термин мысль возник уже в обыденной жизни, термин же восприятие установлен наукой и составляет перевод латинского perceptio» (Введенский, Психология, с. 89).

Введенский здесь не чист. Или не точен в своих рассуждениях. Само по себе слово «восприятие» существовало в русском языке издревле и самостоятельно. Срезневский отмечает его еще в Ефремовской кормчей книге, написанной около 1100-го года: «О божественном восприятии» и «О вещах естества восприятие» (Срезневский, т. 1, с. 417).

Значит, речь идет не о русском языке, а о языке научном, где русскому слову «восприятие» уже давно приписано значение латинского perceptio, а вот русскому слову «мысль» такое значение еще не приписали. Именно этим Введенский и занят дальше. Он посвящает изрядную часть книги тому, чтобы выхолостить из слова «мысль» его исконное содержание и придать новое, удобное для целей естественнонаучной психологии. Поскольку я работаю в ключе психологии культурно-исторической, подобная подмена воспринимается преступной. Обойти молчанием ее недопустимо, потому что именно из этого корня растут и накапливаются ошибки в изучении души.

Суть своего предложения – изучать мысли, а не душу – Введенский заимствует у американского психолога Уильяма Джемса. Думаю, он был поражен образом «потока сознания», описанного Джемсом. В действительности, Джемс не писал ни о каком «потоке сознания», так его стали переводить позже. В оригинале он пишет о «потоке мыслей», а Введенский читал его в оригинале и был очарован.

Вся психология свелась для него сначала к тому, что можно изучать естественнонаучно. И он, по образцу Вундта и Челпанова, создает лабораторию и различные приборы для «быстрого демонстрирования опытов с реакциями». А затем, начитавшись Джемса, приходит к убеждению, что если упростить психологию до изучения только мыслей и того, что можно изучать приборно, будет здорово! И вот он принимается плести сети для улучшения вновь обращенных:

«…следует ли изучать мысли посредством изучения тех душевных способностей и душевных актов, которым обыкновенно приписывают возникновение и все особенности мыслей, или же, напротив, надо изучать их прямо, независимо от этих способностей и актов?

Дело в том, что разнообразие душевных явлений внушает нам в обыденной жизни мысль о существовании разнообразных способностей души. Например: воспоминания внушают мысль о памяти, желания о воле, т. д. Понятно, что и в науке, когда впервые стали рассматривать душевные явления, тотчас же, под влиянием взглядов обыденной жизни, стали говорить о разных душевных способностях» (Введенский, Психология, с. 136).

Действительно, если «заглянуть себе в голову» с помощью простейшего самонаблюдения, обнаруживаешь там одни только мысли и ничего кроме них. Никакой души и никаких ее способностей мы при этом не видим. Значит, мы делаем вывод, что они есть, лишь с помощью рассуждения, обобщая наблюдения над разными мыслями и состояниями. А еще больше, над языком, в котором народ отложил и закрепил все подобные наблюдения.

Но, во-первых, народу доверять нельзя! Он же не образованный! Во-вторых, и души-то, собственно говоря, нет. Есть психика. Значит, любые разговоры о способностях того, чего нет, – условность! Так отбросим условности и будем изучать лишь явления, в данном случае – мысли.

Рассуждение выглядит заманчивым и правдоподобным. Тем более, что призыв изучать явления прозвучал уже в Европе и в России из уст Гуссерля и Шпета. К тому же, на его основе, родилась целая Вюрцбургская школа психологии, изучавшая именно явления мысли и ставшая весьма авторитетной к тому времени, когда пишет Введенский. Его друзья Радлов и Лосский публикуют работы вюрцбургцев в сборниках «Новое в вопросах философии». Введенский о них знал.

Чем такой призыв оказался на деле? Примерно тем, чем оказался бы призыв изучать Собор Василия Блаженного не как памятник зодчества или духовное место, а по кирпичам, из которых он сложен.

Лично мне этот призыв напоминает анекдот из теории вероятностей о том, что если стаду обезьян дать неломающиеся письменные машинки, то за бесконечное время они, барабаня по клавишам, напечатают все «Войны и миры», созданные человечеством. По математической теории вероятностей это возможно, как считают ее приверженцы. Возможность эта – механически повторить последовательность знаков – только математическая, но она так очаровывает самих математиков, что они просто не хотят смотреть в сторону людей и действительности.

Вот и психологу, который хочет отбросить все человеческие условности, плевать на тех, кто должен будет возиться с этой горой хлама. Когда обезьяны будут стучать по клавишам, для того чтобы понять, что из-под их пальцев вышло что-то осмысленное, нужно будет целое человечество, трудящееся в поте лица. Человечество, в поте лица своего, потрудилось и вычленило в потоке мыслительного хлама какие-то закономерности, которые позволяют говорить об устройстве того, что производит мысли. И явно разглядело, что у души и сознания есть качества и способности. Это великий труд, но весь мир насилья мы разрушим до основанья…