Евгений Казача - Улица мира арабской вязью

Я едва касаюсь кончиком пальца спускового крючка, и дальномер тут же высвечивает расстояние до цели, возвышение и поправку на ветер. Нажал – и винтовка несколько раз дёрнулась в руках, выплёвывая длинные гильзы на влажную от росы песчаную почву. У меня крепки, сильные руки, но ни они, ни дульный тормоз, ни система амортизации отдачи не могут полностью погасить мощь винтовочного патрона.

В оптику прицела я вижу, как разрывные пули, попадая в стену за окном, освещают короткими вспышками комнату. Как разлетаются куски штукатурки и глиняных кирпичей и как клубы пыли заполняют весь оконный проём. Но никаких боевиков я не вижу…

Краем глаза замечаю картину, которая привлекает моё внимание. Одна из машин, видимо, обнаружив огневую точку, сосредоточила весь свой огонь на небольшом двухэтажном домишке. Двумя своими шестиствольными пушками она словно режет свою цель лучом лазера. Впечатление такое, как будто кто-то водой из шланга поливает песчаный замок. Только клубы пыли и куски глины разлетаются в разные стороны. Огонь одной БМП подхватила ещё одна, затем ещё одна, и через несколько секунд от глиняного дома осталась только гора кирпичей и черепицы.

А ведь кто-то же жил там. В этом доме, я имею ввиду. Может быть там жили нормальные, добрые, мирные люди. Может быть ещё вчера по его полу бегали дети и всюду валялись игрушки. А теперь? Кто его знает, что там под завалами?

Да уж, о таких вещах на войне лучше не думать. О них нужно думать до войны. Во! Заговорил как ведущий политической передачи! А после войны тогда как? Думать или нет? И будет ли у меня вообще такой выбор? Одно я знаю точно – я бы не хотел быть тем парнем, которому придётся убирать всё то, что мы тут наломали.

Стрельба прекратилась и уже около минуты не слышно ни единого выстрела. Штурмовики уже заняли окраину и просматривают, прослушивают всё вокруг. Скоро мы двинемся к ним, начнём зачистку, а затем и техника уже войдёт в город.

Дымовая завеса сильно поредела. Если поднимется даже самый слабый ветерок её вмиг разгонит и придётся ставить новую или бежать по голому полю.

«Внимание, отделение!» – снова командирский голос в наушниках – «Штурмовики на месте, остальные на позицию! Бондарь и Бекешев ведущие! Бегом марш!»

Я вскочил и уже бегу к тому месту, которое указал мне маркер, держа винтовку в положении «от бедра», как держат обычно ручной пулемёт». Слева и справа от меня единой волною не спеша бегут по направлению к окраине города такие же тяжелые пехотинцы. Бекешев немного отстал. Остановились. Прикрываем. Я у камня, Бекешев в воронке. За мною снайпер, за ним гранатомётчик, который бежит, взвалив свою бандуру на плечо, даже не пытаясь пригибаться. БМП иногда дают короткие залпы, но скорее только для того, чтобы обозначить своё присутствие.

Вся пробежка заняла у нас от силы минуты три и вот уже до ближайшей груды камней, бывшей когда-то домом, остаётся около десятка метров. На ходу я перепрыгиваю неглубокую канаву и подбегаю к остаткам забора из глиняного кирпича. Ещё вчера этот забор был метра два высотой, судя по остаткам, а теперь я его просто перешагиваю.

Подбегаю вплотную к развалинам и останавливаюсь, переводя дух. Наверху метрах в трёх от меня, за куском поваленной стены, сидит штурмовик и, сложив свой автомат в положение «стрельба из-за угла», просматривает местность через световодную оптику. Шищенко, как подсказала мне автоматика, когда я повернул голову в его сторону. Рядом фрагмент окна с деревянным подоконником и куском занавески на оборванной багете. Мой маркер указывает мне занять позицию там. Перехватываю винтовку поудобнее и карабкаюсь вверх, опираясь свободной рукой о камни.

Так странно. Это моя четвёртая боевая высадка, а я всё никак не могу привыкнуть к этому! Подоконник весь в пыли, но краска совсем свежая, и побелка на уцелевшем куске стены, и эта занавеска. Как будто всё так и должно быть. Только сам оконный проём почему-то накренился в сторону. И пластиковая рама вместе со стеклом вылетела прочь, оставив вместо себя только несколько белых кусочков по углам. Я кладу тяжелое цевьё винтовки на подоконник, сам устраиваюсь поудобнее и начинаю просматривать местность через инфракрасный канал оптики.

Уже полчаса как сидим без дела. Светлеет. На востоке небо совсем уже розово-белое. Снайпер на куче кирпичей справа от меня метрах в семи. Бекешев чуть дальше. Гранатомётчик, видимо, устав сидеть, встал в полный рост прямо в уцелевшем углу разрушенного здания так, чтобы его могли видеть только мы, и курит! Курит он через аварийный клапан в маске, спрятав сигарету в ладони по самый фильтр. Он давно поставил жучок на датчик в шлеме и теперь безнаказанно дурит начальство таким образом. Мы его, само собой, не выдаём.

Иван Степенко. Самый старший из всех нас. Высокий, сутулый парень. Малоразговорчивый, но всегда спокойный и довольный. Лет под сорок ему уже, наверное. Ну, 35 точно есть. Он служил срочную где-то под Нижним Новгородом. Потом остался. Потом начал мотаться по горячим точкам на Кавказе. Абхазия, Осетия, ещё где-то. Когда началась война каким-то образом попал из мотострелков в морпехи. Любит выпить, но пьяным его видели лишь однажды. Выговоров и нареканий по дисциплине имеет больше, чем весь наш батальон вместе взятый, но с начальством никогда не спорит.

«А, Ванёк?! Да ему всё по..уй!» – часто можно услышать от солдат про Степенко, и это его очень точно характеризует. За пятнадцать (или больше) лет службы дослужился до звания старшего сержанта, но лычки прикалывает только на важные строевые смотры и только после того, как получит нагоняй от Савичева. За все годы службы едва ли можно припомнить хотя бы один год, чтобы на Степенко не висело какое-нибудь дисциплинарное взыскание или выговор, однако из армии его, всё-таки, не выгнали. Наверное потому, что в тайне этот нескладный молчун всем по душе. И солдатам и начальству. Вот и держат.

Стоит себе и курит! Вот у кого жизнь! Гранатомётчики вообще, по идее, во время боя спешиваются только при появлении танков противника или для обстрела укреплённой точки. Ну, или для отражения авиа налёта, в крайнем случае. Но на практике им приходится таскать на горбу тяжеленную пусковую установку, да ещё ранец с четырьмя ракетами!

Сразу после того, как вся остальная пехота заняла свои позиции, штурмовики выдвинулись вперёд для проведения разведки и разминирования.

Вообще, довольно тихо всё проходит. Редкие одиночные, короткие очереди, да взрывы растяжек тут и там. Минут пятнадцать назад где-то на правом фланге завязалась перестрелка. Наши даже дважды обстреляли здание из гранатомётов. Но потом всё стихло и штурмовики, видимо, подавив сопротивление, двинулись дальше. Как только они завершат разведку мы все вместе начнём зачищать местность и готовить проходы для бронетехники.