Александр Данилин - LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

Автор приводит столь большую цитату для того, чтобы не приводить многочисленных одинаковых примеров из практики «мастеров» отечественного мистицизма. То, что написано в ней о Распутине, является как будто прямым пересказом событий, происходивших с отечественными «учителями» и их «ученицами».

Можно сказать, что создание «критических ситуаций» «духари» изначально хотели использовать ровно с той же целью, с которой дзен-буддизм использовал обучающие истории, так называемые коаны. Коаны невозможно объяснить с позиций обычной житейской логики, для их понимания ученик должен найти в своем восприятии духовное измерение.

Создание «критических ситуаций» в реальной жизни гораздо более жестокий метод, чем анализ написанных на бумаге историй. Приводил этот метод к огромному количеству искалеченных судеб — к усилению онтологической неуверенности, а иногда и к душевному заболеванию (диссоциации) у жертв. Судьбой другого человека легко жертвовать ради своей идеи.

Унижение в русском языке — это понижение личности до уровня вещи, дозволяющее использовать человека в этом качестве (отечественный лагерный жаргон, понимая эту истину буквально, в качестве синонима глагола «унизить» использует слово «опустить»).

Потребность в волшебном знании для себя почему-то все время оборачивалась потребностью в манипулировании другими. Адлеровское «стремление к совершенству» преобразуется в его же «стремление к силе». Потребность в магическом знании оборачивается потребностью во власти.

Путь мистического знания оказывается одной из дорожек к «виртуальному» апокалипсису.

«Сбегать учителям за водкой» было лишь одним из самых распространенных и простых «шокирующих заданий» (способов унижения) для ищущего просветления неофита. В «духовках» в те времена циркулировало огромное количество полумифологических историй про русских мистиков и процедурах посвящения. Одну из таких историй приводит и В. Лебедько:

«Например, про то, как два ученика одного русского мистика, — некие Костя и Гурам, по рассказам хоть и разгильдяи, но очень непростые ребята, — встречали одного американского гуру. Тот американец был продолжателем, в каком-то колене, линии Гурджиева. И вот он приехал в Россию с намерением заняться просветительской деятельностью. И натолкнулся на Костю и Гурама. Те, — «после совместного распития», — увезли вяло сопротивляющегося американца из Москвы в какую-то далекую провинцию. Уже через неделю пребывания там с Гурамом и Костей гуру признался, что те давно уже перевели в практику и жизнь то, о чем они там в своей Американской Школе только рассуждают, а еще через две недели он запросился к ним в ученики. На это ему поставили условие, — раздобыть в течение пары часов бутылку водки. А дело было ночью, и происходило все это в середине восьмидесятых! Задание достать ночью бутылку водки в то время было очень серьезным. Американец, правда, показал себя с наилучшей стороны: хоть и не через два часа, а уже под утро, но притащил-таки бутылку! Сияющий от счастья и с синяком под глазом».

Если бы только вполне анекдотическим поиском водки «метод» и ограничивался. Все обстояло гораздо сложнее!

Вот еще одна цитата из книги Лебедько (мы просим прощения у автора за количество цитат, но это объясняется тем, что его книга на сегодняшний день единственный опубликованный источник, содержащий описание феномена отечественной психоделии):

«Вот цена, например, прозвучавшему вслух намерению: проходят люди из такого коллектива мимо какой-то «крутой» машины, и один из них говорит: «Вот бы на ней прокатиться!» Все — человек «попал» — теперь он должен это сделать как угодно: хочет — угоняет, хочет — ищет хозяина и договаривается, хочет — нанимает кого-то, кто ему машину эту угонит. Он сказал, что ему хотелось бы прокатиться. И если теперь он не будет из всех сил пытаться заявленное выполнить, так чтобы «продукт его деятельности» очевиден стал для всех, он лишается возможности быть в этой компании, а такое для него смерти подобно. Обучение осознавать свои импульсы и проявления этих импульсов вовне достигалось в том числе и такой вот внимательностью друг к другу. То есть принцип «падающего подтолкни» часто был ключевым в групповой работе (курсив мой. — А.Д.).

Я знал человека, который на Дальний Восток уехал из-за неосторожно брошенного слова. В подобной группе между делом он сказал, что то ли ему хочется уссурийского тигра посмотреть, то ли еще чего-то в этих краях. Ну и все — к нему повернулись друзья и многозначительно так посмотрели. А парень был нищ, гол как сокол, отнюдь не путешественник, а, напротив, маменькин сынок. Ну и что — парню пришлось зарабатывать на поездку на Дальний Восток, там устраиваться на работу, искать этого дурацкого тигра где-то… В общем, он два года болтался по Дальнему Востоку, по тайге, приехал, естественно, совершенно изменившимся человеком — очень на него вся эта история конструктивно подействовала».

Легендарный японский мастер карате Сото, приехавший в Россию для создания своей школы, отправлял начинающих учеников в Центральный парк культуры и отдыха по ночам. Целью таких прогулок был поиск неприятностей в виде навыка оказания психологического и физического сопротивления прогуливавшейся в парке шпане. Задание мастера выполняли практически все ученики. И очень многие покидали подпольную секцию карате из-за тяжких увечий и ножевых ран.

Еще более жуткая история потрясла всю российскую «саньясу» в начале 80-х годов. Это была история с убийством в Вильнюсе одного из искателей истины Талгата Нигматулина. Талгата забили по приказу одного из «учителей» некоего Абая. Каждый член группы по приказу «мастера» просто подходил и наносил удары. Это «групповое занятие» было связано, по всей видимости, с тем, что Абай пытался доказать группе, что он является гораздо более «посвященным учителем», чем другой учитель — Мирзобай (его многие русские эзотерики считали живым носителем традиции). В конечном итоге все свелось к выяснению традиционного отечественного вопроса: «Кто самее!»

История Абая показывает еще одну общую особенность западной и российской психоделии — группы искателей очень легко превращались в секты. Мастер — учитель или посвященный, имевший право «выставить» ученика в непереносимую для его личности ситуацию, — очень легко обожествлялся членами группы. Он становился кумиром — идолом Ветхого Завета.

Некоторые духовные лидеры «русской саньясы» понимали эту опасность и всячески избегали такого рода «обо-жения» (существовало множество специальных психологических приемов «избегания авторитета»).