Дэвид Шарфф - Сексуальные отношения. Секс и семья с точки зрения теории объектных отношений

За три года терапии удалось выяснить, что в трудности Ричарда были вовлечены оба родителя. В его отношениях с матерью присутствовало чувство пустоты, при этом он испытывал навязчивое влечение к ней и страх, проявившиеся, в частности, в его воспоминании о мастурбации в подростковом возрасте, когда он хотел, чтобы она появилась, и одновременно боялся этого. Однако отвержение ею мужчин и разрыв с его отцом пугали его. Стало ясно, что в качестве компромисса в этой амбивалентной ситуации он стал искать первичную любовь у отца, и тот отвечал ему взаимностью. В отце он нашел человека с шаткой маскулинной идентичностью, на которую Ричард едва ли мог опереться в своей защите от «атак» матери на его мужественность. Желание любви со стороны отца оказалось недостаточным, чтобы сохранять отношения с сыном после развода, и его уход в то время, когда у Ричарда только начался подростковый возраст, сопровождающийся особой ранимостью, внес свой вклад в бессознательную идентификацию Ричарда с молодыми мальчиками, которые всегда были объектом любви отца. Он идентифицировал свое желание любви в возрасте 12 лет с 12–13-летними подростками, которых он домогался. С появлением Марии в его жизни возник объект, дающий поддержку и не несущий угрозы, а терапевт-мужчина дал ему возможность для новой идентификации, и Ричард почувствовал, что способен измениться.

Историю Ричарда можно сравнить со случаем Боба (глава 7), у которого были похожие проблемы, однако, скорее всего, другие предрасположенности и другой доэдипальный объектный баланс. Несмотря на то, что Боб стал относиться к отцу с огромным вниманием, как к доэдипальному объекту, его отец, вероятно, был менее пассивным, чем отец Ричарда. Он смог идентифицироваться с ним, чтобы противостоять доминированию матери. Отец Боба представлял собой лучшую модель для идентификации, и потому эдипальная ситуация разрешилась позитивно, а у отца Ричарда это не получилось. Хотя Ричарда можно рассматривать как проявление негативной эдипальной картины, как обращение к отцу в качестве девочки, все же в его аффективной жизни преобладала идентификация с отцом, любящим молодых мальчиков и проявляющим о них заботу. В этом случае будет уместно использовать термин «инвертированная эдипальная констелляция» (схема 7.2), чтобы показать, что он вел себя, как мальчик , имея отца в качестве либидинального объекта. Таким образом, он переменил ситуацию и привел пассивное желание в действие (проективная идентификация), взяв на себя роль, которую хотел поручить отцу, в отношении мальчиков, получивших роль его самого. Такая идентификация с мальчиком представляет собой защиту против унижения матерью его мужественности, которое стало проблемой больше на эдипальном, чем на доэдипальном уровне. Хрупкость его маскулинной идентификации, проявлявшаяся в избегании женщин до начала лечения, укреплялась возможностью лучшей родительской идентификации.

Перенос, развившийся у Ричарда в процессе лечения, включал усиливающуюся идентификацию с его терапевтом-мужчиной, олицетворявшим одновременно эффективного мужчину и ненавязчивую мать. С позиции этой новой идентификации он смог противостоять угрозе, которую несла для него привязанность к женщине, и начать длительные гетеросексуальные отношения. К моменту окончания лечения, случившегося преждевременно из-за переезда терапевта, у Ричарда еще оставались некоторые сомнения в своей компетентности и чувствах к Марии, что выражалось в периодически случавшихся эпизодах импотенции.

Гомосексуализм у женщин во многом похож на мужской, однако он несет на себе отпечаток свойственной женщинам более сложной истории прохождения «фаллически-нарциссической», или «первой эдипальной», стадии развития, описанной в главе 7. Как и у мужчин, гомосексуальная идентификация у женщин включает смесь доэдипальных и эдипальных проблем в виде нарушения отношений как с матерью, так и с отцом.

Сэгир и Робинс отмечают, что существует огромное разнообразие паттернов, приводящих к гомосексуализму у женщин: одни вырастают в семьях с «враждебной, доминантной матерью и отстраненным, не уверенным в себе отцом», в то время как другие вступают в «интенсивные, окрашенные соблазном отношения с отцами, а матери их отличаются нарциссизмом и отстраненностью». Бывают случаи, в которых имеет место сильное соперничество с братом. Выраженного семейного паттерна может и вовсе не быть. Исследователи полагают, что распространенным скрытым фактором является «присутствие в семье сильного антигетеросексуального паттерна» [107].

По мнению Сокаридес, лесбиянка бежит от мужчин из-за детского чувства вины перед матерью и страха разочарования и отвержения отцом, если она отважится обратиться к нему. Она может одинаково бояться того, что отец удовлетворит ее потребности (мазохистская угроза), и того, что он отвергнет ее (нарциссическая травма). Вместо того, чтобы решать эту дилемму, она обращается к ранее идеализируемой матери. Это может сопровождаться параноидными доэдипальными страхами, что преследующий объект разрушит идеализируемый объект [108].

Большинство авторов обращают особое внимание на недостаточность раннего общения с матерью и недоступность отца для компенсации этого дефицита. В результате возникает сильнейшее неосознаваемое амбивалентное отношение к обоим родителям, и девочка либо непосредственно ищет хорошую мать, с которой она могла бы идентифицироваться, либо в поиске матери идентифицируется с отцом. [109]В следующем примере показано, как формировалась сексуальная ориентация пациентки и ее выбор объекта.

Ивонне 31 год. Некоторое время назад она оставила попытки завязать отношения с мужчиной и объявила своей семье, что она – лесбиянка. Она живет со своей подругой Сэмми, работающей тренером по теннису в женском колледже.

Ивонна – третий ребенок в семье, у нее есть старшие сестра и брат. Сестра склонна к кокетству, при этом крайне застенчива, брат – очень властный и стремящийся все контролировать – очень успешно управляет отелем. Их отец души не чаял в старшей дочери и обожал сына. Мать, по словам Ивонны, была двуликой и отрицала и искажала ее чувства. Ивонна чувствовала, что любые ее жизненные неприятности мать сможет представить так, как будто ничего страшного не случилось. Мать обожала своих родственников, даже своего отца (дедушку Ивонны), который сексуально эксплуатировал ее младшую дочь – несколько раз сажал ее к себе на колени в период, когда девочке было от 4 до 7 лет, и использовал ее тело для достижения оргазма через одежду.

Став старше, Ивонна превратилась для своей семьи в «мальчика на побегушках»: в ее обязанности входило таскать чемоданы и стричь газон. Даже сейчас ее родители звонят ей, чтобы дать какие-то мелкие поручения.