Жан-Мишель Кинодо - Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе

Многие из упомянутых мной ориентиров имеют место в каждом психоаналитическом лечении и обеспечивают нам понимание динамики переноса, развивающегося от преимущественно нарциссического состояния зависимости к большей автономии и более дифференцированному восприятию Эго и объекта, давая возможность проработки эдипальной ситуации и преодоления окончательной сепарации от аналитика. Я сформулировал эти различные ориентиры на основе моих собственных отношений, понимая, что другие аналитики, в свою очередь, могут концептуализировать их в иной терминологии. Я надеюсь, что мне все же удалось показать, что проработка этого типа тревоги полностью относится к анализируемой сфере, поскольку включенные в нее фантазии объектных отношений относятся не только к отношениям между Эго и внешней реальностью, но и к отношениям между внешней реальностью и психической реальностью, которые составляют неразрывное единство.

Я должен завершить эту главу обсуждением вопроса о том, какое значение имеет психоаналитический процесс в проработке скорби – особенно у лиц, страдающих от сознательных и бессознательных последствий реальной утраты любимых. Последствия смерти любимых для психической жизни часто побуждают людей обращаться к аналитику и являются показанием для лечения. Многие аналитики изучали процесс психоанализа людей, которые перенесли реальную утрату такого рода до прихода в анализ или во время анализа.

Коротко резюмируя, любая утрата реального объекта приводит к инициации проработки горя, которая может быть нормальной или патологической, в зависимости от индивида. Как говорилось ранее, Фрейд считал, что нормальная проработка скорби должна иметь отношение к реальности утраты и совершаться «под влиянием тестирования реальности; последняя функция категорически требует от человека, понесшего утрату, чтобы он отделился от объекта после того, как он больше не существует» (Freud, 1926d: 172). В случае патологической скорби Фрейд описывает ее патологические последствия, выражающиеся в меланхолии (или депрессии, как мы бы теперь сказали): интроекция утраченного объекта, идентификация с ним на амбивалентной основе (Freud, 1917е [1915]), расщепление Эго с отрицанием реальности утраты с помощью механизма, сходного с тем, который действует при фетишизме (Freud, 1927). Многие психоаналитические работы с тех пор были посвящены последствиям реальной утраты, которые могут сопровождаться депрессивным или маниакальным состоянием. Это могут быть превышающая норму печаль или отрицание печали, вина и амбивалентность (сознательная идеализация утраченного человека и бессознательная ненависть к нему, обращенная против Эго в форме самонаказания), отрицание смерти и идентификация с утраченным объектом. Исчерпывающий критический обзор психоаналитической литературы в отношении взрослых можно найти в работе Хейнал «Депрессия и креативность» (Haynal, 1985) и – в отношении детей – в работе Манзано «Сепарация и утрата объекта у детей, введение» (Manzano, 1989). Как многие другие авторы, Манзано считает, что нормальный процесс горевания не происходит в детстве и раннем подростковом периоде, вследствие защитного отрицания смерти и поддержания привязанности. Во время подросткового периода проблемы брошенности переживаются очень остро, важную роль в суицидальных попытках у подростков играет трудность переживания утраты как во внешнем, так и во внутреннем мире (Ladame, 1987).

В аналитической ситуации отношения с внутренними и внешними объектами воспроизводятся в переносе и переживаются заново в постоянном обмене проекциями и интроекциями между анализандом и аналитиком. Кроме того, реальная сепарация, постоянно перемежающая аналитические встречи, повторно реактивирует фантазии утраты объекта и процесс горевания, который может быть проинтерпретирован во всех его аспектах и постепенно проработан. Таким образом, скорбь в отношении реальных утрат, перенесенных анализандом, может переживаться параллельно в переносе с аналитиком и затем прийти к разрешению, как мы увидим далее, при завершении анализа.

Как было показано Мелани Кляйн, реакции скорби на утрату реального человека аналогичны реакциям на ранние утраты, которые переносит младенец и затем ребенок в ходе своего развития. Различные стадии раннего развития могут представлять последовательность повторных утрат и разлук, которые реактивируют депрессивную позицию. В состоянии тревоги младенец или ребенок чувствует, что он не только потерял мать во внешнем мире, но и его внутренний объект был разрушен. В этой связи Кляйн считает, что депрессивные тревоги составляют часть нормального развития, что они являются неизбежным следствием процесса интеграции и вновь пробуждаются при всех последующих ситуациях утраты. В случае реальной утраты, например, психическая боль и тревога приводят к регрессии и использованию примитивных защитных механизмов; в этом смысле для совладания с реальным горем используются те же защиты, что и при противостоянии горестям, сопутствующим развитию.

Это означает, что существуют различия между кляйнианскими и классическими концепциями, как показывает Сигал: в классических концепциях Фрейда и Абрахама меланхолия включает амбивалентные отношения к внутреннему объекту и регрессию к оральной стадии, хотя нормальный процесс горевания имеет отношение только к утрате внешнего объекта. В концепции Кляйн амбивалентность в отношении внутреннего объекта в соединении с депрессивной тревогой составляет нормальную стадию развития и реактивируется в нормальном процессе горевания.

Классические последователи Фрейда часто отстаивают мнение о том, что когда пациент в действительности переживает скорбь, это обычно непродуктивный период в его анализе; кляйнианские аналитики, напротив, считают, что анализ ситуации горевания и определение ее ранних корней часто значительно помогает пациенту в проработке горя и выходе из этого состояния обогащенным новым опытом (Segal, 1967, p. 179).

«Я пришел сюда не для того, чтобы вы заставляли меня страдать, а чтобы вы избавили меня от моих страданий», – протестовал мой пациент в ответ на интерпретацию сепарационной тревоги в переносе, которая попала в точку. Больше он не мог отрицать свои страдания, а смог обуздать и выразить их мне.

Эксплицитное и имплицитное содержание слов этого анализанда эффектно иллюстрирует, какой трудной задачей является осознание болезненности трансферентной связи; эти болезненные переживания являются причиной враждебности в отношении аналитика, которая вспыхивает снова и снова, усиливая негативный перенос. Понятно и то, что анализанд сопротивляется осознанию сепарационной тревоги, и то, что аналитик не решается интерпретировать ее или даже сопротивляется этому.