Жан-Мишель Кинодо - Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе

Позже Балинт (Balint, 1952) описывал окончание анализа как «новое начало»: анализанд, пройдя полный курс терапии, чувствует себя возрожденным к новой жизни, и этот новый старт вызывает у него смешанные чувства печали и надежды. Для других аналитиков анализ заканчивается тогда, когда исчерпываются конфликты анализанда. Например, Ференци (Ferenczi, 1927) рассматривал окончание анализа как постепенное и, в сущности, спонтанное: «Надлежащее окончание анализа… это когда он, так сказать умирает от истощения. Действительно излеченный пациент медленно, но верно освобождается от анализа» (p. 181).

Согласно Флурной (Flournoy, 1979), аналитик, действуя в конце анализа от своего имени, а не от имени отсутствующего фаллического родителя, отказывается играть в отношения переноса. Заключительная интерпретация может рассматриваться в качестве отказа принять роль отсутствующего фаллического родителя.

[…] Таким образом, окончание второй ступени анализа соответствует отречению от эдипальной цели. Аналитик и анализанд – теперь просто два человека, находящиеся в одной комнате, у которых больше нет ничего общего в психоаналитическом контексте (1979, р. 232–3).

И, наконец, можно упомянуть крайнюю позицию некоторых аналитиков, для которых в конце анализа аналитик для анализанда становится никем, поскольку трансферентная связь разрушается с исчезновением аналитика: «Тогда анализанд понимает, что небеса пусты. и если и есть кто-то, кто знает, так это только он и никто больше» (Roustang, 1976:61).

Лебовиси (Lebovici, 1980) не согласен с таким исключением аналитика. Как многие другие, он придерживается противоположной точки зрения, что в конце анализа «психоаналитик далек от того, чтобы быть никем, фактически становясь личностью», и что в этих аутентичных взаимоотношениях, которыми становятся аналитические отношения, ни пациент, ни аналитик больше не нуждаются в неврозе переноса (р. 244).

Я уверен, что даже с прекращением встреч отношения с аналитиком продолжаются, но в интернализованной форме. Мне кажется, что отстаивание того, что аналитик в конце анализа становится никем для анализанда, связано с контрпереносным отрицанием реальности сепарации и депрессивных чувств не только у анализанда, но и у аналитика.

В отличие от этой точки зрения, многие аналитики скорее делают ударение на отношениях анализанда и аналитика в конце анализа, чем на изменениях личности анализанда. Такие аналитики считают, что заключительная сепарация от аналитика инициирует процесс горевания, проработка которого имеет решающее значение. Окончательный разрыв отношений между двумя участниками аналитической пары является утратой, которая может быть пережита, и в этом случае она служит углублению инсайта и поддерживает способность к самоанализу. Во всех отношениях этот вопрос сопоставим с нормальной проработкой скорби и предполагает, что анализанд становится способен переносить одиночество без чрезмерной тревоги, отказываясь от ощущения всемогущества и бессмертия, принимая конечность жизни и грядущее расставание с аналитиком и интернализируя функцию последнего. Знание, приобретенное благодаря инсайту, будет способствовать уменьшению тревоги анализанда, и новое понимание себя будет полезно ему во всех последующих переживаниях. Гринберг (Grinberg, 1980) сформулировал это следующим образом: «Анализ не заканчивается с расставанием аналитика и анализанда. Заканчиваются только отношения между ними, открывая путь к новой фазе продолжения процесса через самоанализ» (p. 27).

Проблемы переноса и контрпереноса сложным образом переплетаются при приближении окончания анализа, с окончанием сталкивается не только анализанд, но и аналитик, переживающий свой процесс горевания. В некоторых случаях патологические защиты анализанда и чрезмерные проекции могут вызвать ответные контрпереносные реакции аналитика в форме гнева или отвержения или, напротив, приводят к депрессии до момента принятия на себя ответственности за скорбь, которую анализанд не может вынести, через механизм проективной контридентификации (Grinberg, 1980). В таких случаях аналитик может продлить анализ или, наоборот, по бессознательным причинам окончить его преждевременно.

Следующие авторы обращали внимание на различные аспекты проявления скорби в конце анализа. Например, Анна Рaйх (Reich, 1950) наблюдала, что окончание анализа содержит двойной процесс утраты для анализанда: потерю инфантильных объектов переноса и потерю аналитика, как реального лица, вследствие природы психоаналитического процесса, его длительности и интимности. Поэтому необходимо определить дату окончания психоанализа за несколько месяцев вперед, чтобы иметь возможность проработать эти аспекты скорби/печали.

Способность переносить одиночество является другим важным аспектом окончания анализа. Андре Грин (Green, 1975), оригинально применяя идею Винникотта в отношении целей анализа, выразил это в одном из своих типичных запоминающихся высказываний: «Возможно, единственной целью психоанализа является выработка у анализанда способности быть в одиночестве (в присутствии аналитика)» (p. 17).

Для Мелани Кляйн существует прямая корреляция между инфантильной депрессивной позицией, от которой зависит психическая организация, и окончанием психоанализа. Она полагает, что инфантильная депрессивная позиция преимущественно организована вокруг переживания утраты при отлучении от груди и окончание психоанализа представляет воспроизведение отлучения от груди. В статье «Критерии окончания психоанализа» Кляйн (Klein, 1950) утверждает, что удовлетворительное развитие анализа приводит к ситуации переживания скорби/печали, которая реактивирует все другие случаи переживания скорби в жизни анализанда, начиная с прототипического процесса горевания в связи с отлучением от груди.

Сигал (Segal, 1988) в статье об окончании психоанализа отмечает, что приближение окончания часто вызывает эффект пробуждения старых тревог и защит, хотя не обязательно ведет к возврату симптомов. Она приводит пример пациента, особенно чувствительного к сепарациям во время анализа. В финальной фазе этот пациент столкнулся с чрезвычайно болезненной для него задачей проработки не только раздельности, но и сепарации с аналитиком (p. 167), а также c сопровождающими их тревогами и депрессией. За несколько недель до окончания анализа вновь возникли наиболее примитивные тревоги, и пациент стал навязчиво думать о смерти и чувствовать, что если существует смерть, то жизнь не стоит того, чтобы жить. Ханна Сигал спрашивает, готов ли к окончанию психоанализа пациент, который сопротивляется приближению окончания посредством таких тревог. Она считает, что в данном случае решение было правильным, поскольку критерий окончания анализа, по ее мнению, – это не выход на поверхность тревог и симптомов, но психическая подвижность, которая дает возможность контейнировать тревоги, даже примитивные, в снах, фантазиях и аналитических сессиях.