Джон Ричардсон - Мысленные образы. Когнитивный подход

Сам Ричардсон установил, что ОВВ обладает высокой тест-рете-стовой надежностью, но в проведенных позже исследованиях других авторов она оказалась значительно ниже. Применение факторного анализа выявляло от двух до шести факторов в структуре ОВВ и, как следствие, его плохую внутреннюю согласованность (см. А. Richardson, 1994, р. 37). В нескольких исследованиях было установлено, что показатели опросника ОВВ положительно, хотя и слабо коррелируют с оценками яркости и контролируемости переживаемых образов, отрицательно коррелируют с оценками словарных тестов и другими оценками вербальных способностей, но никак не связаны с показателями тестов на пространственные способности и с другими аспектами когнитивной деятельности (Alesandrini, 1981; Edwards and Wilkins, 1981; Green and Schroeder, 1990; Kirby, Moore, and Schofield, 1988; Parrott, 1986; Poltrock and Brown, 1984). Эти данные говорят о том, что ОВВ является гетерогенным инструментом, который не измеряет отдельный одномерный конструкт когнитивного стиля, как изначально предполагал Ричардсон.

В то же время весьма маловероятно, что первоначальная идея создания ОВВ является в принципе плодотворной. Эксперименты, проведенные в 1970-х годах, показывают, что латеральные движения глаз крайне неустойчивы и на них может повлиять большое количество внешних факторов (см. Berg and Harris, 1980; A. Richardson, 1978). Действительно, когда А. Ричардсон (Richardson, 1977b) попытался повторить свой эксперимент на выборке из 102 университетских студентов, их оценки по ОВВ отрицательно коррелировали с числом взглядов, обращенных влево при ответе на 10 тестовых вопросов. Как и следовало ожидать, Ричардсон обнаружил, что 7 испытуемых отводили взгляд влево, а 21 испытуемый – вправо при ответах на восемь и более вопросов. Однако при ответе на одиннадцать из пятнадцати пунктов ОВВ первая подгруппа реже давала ответы, указывающие на использование образов, чем вторая подгруппа. В исследовании Пэрротт (Parrott, 1986) вообще не было обнаружено связи между показателями опросника ОВВ и латеральными движениями глаз.

Одним словом, тщательные исследования привели к дискредитации идеи, что латеральные движения глаз можно использовать как показатель относительной активации того или иного полушария в ответ на вопросы теста, хотя похоже, что спонтанные движения глаз все же связаны с суммарной активностью полушария. Если активность одного мозгового полушария подавить путем введением амитала натрия в одну сонную артерию, то взгляд пациента самопроизвольно отклоняется в ту же сторону, куда была сделана инъекция (Meador, Loring, Lee, Brooks, Nichols, Thomрson, Thompson and Heilman, 1989). В любом случае практически отсутствуют достоверные данные о том, что вопросы, предъявляемые испытуемым в первоначальных исследованиях, на самом деле активируют полушария в соответствии с высказанной гипотезой (см. Ehrlichman and Weinberger, 1978). Как уже было отмечено во второй и третьей главах, прямые инструкции испытуемым представить себе тот или иной образ и экспериментальные задания, предполагающие формирование мысленных образов, в большей степени затрагивают анатомические структуры левого, а не правого полушария.

Результаты, полученные Пэйвио (Paivio, 1971), подтвердили, что самоотчеты людей могут содержать весьма ценную информацию о предпочитаемых ими способах мышления, и на основе этой информации можно предсказать продуктивность выполнения объективных тестов (таких как МБТ). Однако эти результаты наводят также на мысль, что точность подобных прогнозов можно повысить, если целенаправленно расспрашивать людей о специфических способах мышления, которые они используют при выполнении отдельных заданий, например, с помощью опросника Барретта (Barratt, 1953). Как уже упоминалось в начале этой главы, такого рода самоотчеты интересны и сами по себе, но в тех экспериментах, где испытуемым дают инструкции на использование различных стратегий, они также могут служить средством проверки выполнения этих инструкций.

Хорошим тому примером является проведенное Андерсоном и Кулхеви (Anderson and Kulhavy, 1972) исследование роли образов при заучивании прозы. Две группы испытуемых получали инструкцию прочитать короткий рассказ о вымышленном первобытном племени, а затем их проверяли на точность воспроизведения информации из этого рассказа, используя для этой цели открытые вопросы и вопросы с несколькими вариантами ответа. Одну группу просили ясно представлять себе все то, что было описано в рассказе, другой же группе просто предлагали внимательно прочитать текст. Кроме того, Андерсон и Кулхеви предъявляли испытуемым опросник, в котором спрашивали о стратегиях, используемых ими при заучивании, о степени их внимательности и о том, насколько их заинтересовало содержание рассказа. Было установлено, что больше половины испытуемых из контрольной группы использовали мысленные образы при заучивании и без соответствующей инструкции, в то время как треть опрашиваемых из экспериментальной группы, которую просили использовать образы, сообщили, что они не делали этого вовсе, либо пытались следовать инструкции только в начале чтения.

В более позднем исследовании Макдэниел и Керни (McDaniel and Kearny, 1984) предлагали испытуемым выполнить три задания на заучивание материала с разными инструкциями, а затем просили их рассказать, действительно ли они использовали разные стратегии заучивания. Одно задание состояло в свободном воспроизведении списка, содержавшего по три слова из одиннадцати семантических категорий; другое задание включало направленное воспроизведение 32 ассоциативных пар высокообразных существительных; в третьем же задании необходимо было вспомнить определения пятнадцати незнакомых слов. Разные группы испытуемых получали инструкции, как они должны выполнять эти задания: они должны были связывать каждый элемент списка либо с образом, либо с предложением, либо с категорией более высокого порядка. Четвертую группу просто просили выполнять любые мыслительные операции, которые они сочтут полезными для заучивания материала.

Макдэниел и Керни показали, что эффективность стратегий варьирует от одного задания к другому. Все три типа инструкций были одинаково эффективны в задании на свободное воспроизведение; в задании с ассоциативными парами инструкции на использование образов или предложений оказались более эффективными, чем категориальная инструкция; а в задании со словарными определениями инструкция на использование образов была более эффективна, чем две другие. Более того, испытуемые, выполнявшие задания без специальных инструкций, спонтанно выбирали именно ту стратегию, которая была наиболее эффективной для предъявленного им мнемического задания. Как следствие, они выполняли задания на свободное воспроизведение и определение значений незнакомых слов не хуже, чем проинструктированные группы, хотя ассоциативные пары они воспроизводили чуть менее успешно, чем испытуемые, которые получали инструкции об использовании образов или предложений. Авторами исследования был сделан следующий вывод: эффективность конкретных стратегий запоминания зависит от того, насколько они помогают кодированию важной для запоминания информации, которая не была активирована самим заучиваемым материалом. Напротив, если эффективную стратегию спонтанно генерирует сам материал задания, то предъявление испытуемому какой-то иной инструкции может привести к определенным трудностям в выполнении этого задания.