Валерий Гиндин - Психиатрия: мифы и реальность

Стигматизация психически больных имеет огромное значение в создании и организации семейно-брачных отношений. Часто ли создаются браки, где один из брачующихся или родители его страдали или страдают психическим расстройством? Думаю, что если и создаются браки такого рода, то это единицы. Очень часто при заболевании одного из супругов психическим расстройством, особенно при затяжном течении болезни, следует развод. Нередки случаи, когда в таких браках не рискуют обзаводиться детьми, небезосновательно страшась рождения ребенка с патологическими генами, используя контрацептивы или искусственное прерывание беременности.

Конечно, создаются браки и между психически больными, так же как браки между слепыми, глухонемыми, инвалидами. Но вероятность рождения неполноценных детей в этих браках чрезвычайно велика.

Стигма, связанная с психическим заболеванием, как бы «заражает» также и родственников пациентов, их семьи. Хотя нередко члены семей отрицают стигму, но утаивание ими болезни и позиция «удаления» больных от окружающих из-за чувства стыда приводит к их социальной изоляции (Коцюбинский А. П. с авт.).

Трудно поддаются перечислению социальные последствия стигматизации. Прежде всего, это трудности, возникающие при обучении. В некоторых учебных заведениях допуск для получения какой-то специальности ограничивается наличием психического расстройства в течение жизни.

А при устройстве на некоторые виды работ отделы кадров требуют справку из психиатрического диспансера.

У некоторых пациентов возникают проблемы при съеме жилья. Если хозяин квартиры узнает о психическом заболевании предполагаемого съемщика, то, будьте уверены, ему будет отказано в съеме квартиры или комнаты.

Многочисленные исследования показали, что психически больные разделяют такое же негативное мнение о психическом заболевании, как и население. Нередко они усваивают стереотипы роли неправоспособного человека, становятся вследствие этого социально отгороженными, зависимыми от помощи других, адаптируются в роли инвалида, что ведет к углублению социальной дезадаптации. То есть здесь идет речь о самостигматизации (Гурович И. Я.).

Потери, которые сопровождают психическое заболевание: образовательные, профессиональные, личные и семейные – происходят в атмосфере стигматизации и дискриминации больных, ставших в результате своего заболевания людьми второго сорта. Жизнь с психической болезнью – это еще и жизнь с сопровождающими эту болезнь серьезными социальными утратами и невосполнимым дефицитом социальных возможностей и перспектив.

Так что же делать? Ведь прежде всего психиатры должны бороться за дестигматизацию психически больных, т. е., иными словами говоря, попытаться вернуть им статус нормальных членов общества. Выполнима ли такая задача? Выполнима, если речь идет о пациентах с пограничной психической патологией или о больных эндогенными психозами с вялотекущей симптоматикой, или продолжительными ремиссиями. А как быть с больными, у которых выражено интеллектуально-мнестическое снижение, другие виды дефектов или слабоумие?

Будем ждать «царства братства»?

А может быть, чаще выступать в СМИ на высоком профессиональном уровне, просвещая население о проблемах психиатрии, потеснив часто малокомпетентные, стремящиеся к эпатажу результаты так называемых «журналистских расследований»?

А пока стигматизация психически больных есть и еще необозримое время сохраниться.

Мы не в силах изменить косность и консерватизм нашего демократического общества.

Что касается опасности психически больных, то ответ на этот вопрос неоднозначен.

Если говорить о больных шизофренией, которых общество боится более всего, то число противоправных действий среди этого контингента составляет 3 % от общего числа правонарушений, что соответствует частоте данных заболеваний среди взрослого населения. Наибольший удельный вес преступников имеется среди психопатов, у больных с органическими поражениями центральной нервной системы, последствиями черепно-мозговых травм, у алкоголиков и наркоманов. Их, действительно, нужно опасаться.

Не знаю ничего об издевательствах над больными, может, они, действительно, имели место в некоторых психиатрических больницах, но совершались они не врачами и медицинскими сестрами, а санитарами. На работу в психиатрические больницы в качестве санитаров принимались и принимаются любые физически крепкие мужчины, несмотря на их криминальное и алкогольное прошлое, которое в других организациях являлось бы препятствием для поступления на работу. Что было делать главному врачу, если в мужских отделениях не хватало мужского персонала. Приходилось принимать на работу и таких работников, которых впору самих нужно было лечить. Вот они и совершали противоправные действия в отношении больных. Но писать и говорить о том, что это было системой, просто несправедливо по отношению ко всему персоналу психиатрических больниц. Попробуйте представить мужское отделение психиатрической больницы без физической силы способной удержать возбужденного больного? Что касается привязывания больного к койке (механическая фиксация) и «укруток» (влажное обертывание), то разговор здесь особый.

Советская психиатрия на всех международных форумах безапелляционно утверждала, что в Советском Союзе никаких мер стеснения психически больных не существует.

Это было заведомой ложью потому, что во всех психиатрических больницах на необъятной территории СССР больных к койкам привязывали, и еще необозримое время будут привязывать при возбуждении, агрессивных, импульсивных действиях с упорными суицидальными попытками, в случаях, резистентных к психофармакологическим препаратам. Мне кажется, что ничего в этом античеловечного нет.

Просто необходимо думать прежде всего о безопасности окружающих больных, персонала и самого пациента.

Если бы французский психиатр Филипп Пинель заглянут в наше время, то он бы был крайне удивлен, что его идеи освобождения психически больных и через 200 лет не нашли воплощения, и в XXI веке, не только в России, но и во всем цивилизованном мире: в США и странах Европы.

Бывший редактор медицинской газеты «Gasette de Sante» («Газета о здоровье») Филипп Пинель, психиатр по образованию, в 1793 году был назначен главным врачом Парижской больницы Бисетр, которая считалась «домом для бедняков». Здесь содержались вперемешку бедняки, старики, уголовные преступники и безумцы, а во время Революции и политические заключенные. Во времена Конвнета в Бисетре стали скрываться аристократы, одетые в лахмотья бедняков, иностранные агенты, плетущие заговоры под маской безумия. Не только в Бисетре, но и во всех психиатрических больницах Западной Европы беспокойных больных заковывали в кандалы, приковывали цепями к стене.