Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа

Речь Лакана на первом заседании Французского психоаналитического общества продемонстрировала, что в этом объединении, основанном Лагашем, первую роль играет отнюдь не Лагаш. Всем было ясно, что Лакан стал лидером «схизматиков». Едва ли это могло радовать Лагаша, однако он понимал, что для того, чтобы стать оплотом новой психоаналитической ортодоксии, его общество нуждается в столь блестящем теоретике. Эта «новая ортодоксия» должна была стать подлинной наукой о человеке, противостоящей техницизму, обслуживающему иллюзии Я, который шел из-за океана. Лакан предлагал эпистемологическое переосмысление фрейдовского учения, перемещая центр внимания психоанализа с истерии на паранойю. У него уже сложилось представление о том, что в центре субъекта располагается параноическая структура сознания.

Лакан не чувствовал себя счастливым. Напротив, он тяжело переживал вынужденную изоляцию от Международной ассоциации. Кроме того, его статус был неопределенным: порвав с официальной структурой, он не основал собственной школы, а примкнул к чужой. Как и Лагаш, он стремился установить контакт с Университетом, но только не с психологами, а с философами.

Летом 1953 г. Лакан наспех написал стопятидесятистраничный манифест, который должен был представить «новую ортодоксию» в Риме. В сентябре в Вечном городе состоялся Международный конгресс психоаналитиков. Французы выступали 26 и 27 сентября. Парижское психоаналитическое общество пыталось воспрепятствовать участию в конгрессе «раскольников», однако за границей эти последние вызывали большие симпатии, и организационный комитет настоял на их присутствии.

Лакан всячески стремился упрочить свое положение. В поисках признания он сделал ставку на коммунистов и на католиков. Прежде всего он передал копию своего доклада Л. Боннафе, рассчитывая, что руководство компартии обратит внимание на его учение. Однако имя Лакана еще не было известно широкой публике, и, за исключением нескольких психиатров, на его текст никто из коммунистов не обратил внимания. Однако он продолжал уповать на то, что в недалеком будущем его прочтение фрейдовской теории заинтересует партийных интеллектуалов.

В то же самое время Лакан написал своему брату Марку-Франсуа, начинавшему приобретать известность в богословской среде, длинное письмо, в котором сообщал, что многие его ученики подталкивают его к аудиенции с папой. Марк-Франсуа должен был воспользоваться своими знакомствами в римской курии, чтобы добиться для него этой чести. Марк-Франсуа наивно поверил в то, что его многогрешный брат наконец-то обратился к Богу. Однако встреча с папой не состоялась: Пий XII отказал Лакану в аудиенции; то же сделают и его преемники. С делегацией посольства Франции пройти к папе тоже не удалось. Конечно, такое настойчивое стремление во что бы то ни стало добраться до папы свидетельствовало не о паранойе и даже не о мегаломании Лакана: он ясно видел, что католическая церковь может оказаться могущественным союзником психоанализа, и стремился представлять его в глазах Святого Престола.

Действительно, католические священники предпочитали новое общество старым фрейдистским организациям: учение Лакана и близость Лагаша к университету в большей степени соответствовали задачам духовенства, чем медикализм Нашта. Больше других интересовались лаканизмом иезуиты. Сам Лакан всячески подчеркивал свою близость к католической культуре, а в своей «Римской речи» ввернул фразу о «высочайшей кафедре мира», воссиявшей в Вечном городе, что выглядит как откровенное заискивание. Он разбрасывал по своим текстам аллюзии на Игнатия Лойолу и разительно отличался от Фрейда с его позитивизмом и радикальной критикой религии. Кроме того, он отказался от биологизма и от примата сексуальности. Конечно, он оставался убежденным атеистом, и Папа был нужен ему лишь для популяризации своего учения и своей персоны. Поэтому он отговаривал своих учеников-священников от разрыва с церковью. После его «Римской речи» католики смогли открыто обратиться к психоанализу.

В интервью 1957 г. Лакан сформулировал свои взгляды на потенциальную близость психоанализа и католической догмы:

Мне непозволительно говорить о религиозных предметах, однако я позволю себе заметить, что исповедь есть таинство и что она призвана удовлетворять потребность конфиденциального характера… Быть услышанным, получить утешение и надежду, и даже руководительство священника не претендует здесь на абсолютную действенность.

«Экспресс»: С точки зрения догмы, вы, безусловно, правы. В эпоху, возможно, не охватывающую всю христианскую эру, исповедь становится проектом того, что называется руководством сознания.

Не относится ли это и к психоанализу? Заставлять признать свои действия и намерения, направлять разум в поисках истины.

Лакан: Руководительство сознанием, в том числе и в спиритуальной сфере, нередко подвергалось осуждению, в некоторых случаях в нем даже видели источник злоупотреблений. Другими словами, священники должны оценивать ситуацию и решать, на что они могут посягать.

Но мне кажется, что никакое руководительство сознанием не озабочено техникой, которая применяется для раскрытия истины. Мне случалось видеть достойных своего звания священников, выступавших защитниками в очень деликатных делах, затрагивающих то, что зовется честью семьи, и я видел, как они принимают решение скрыть истину, чтобы не повлечь нежелательных последствий.

И потом, все духовные наставники скажут вам, что просто не знают, с какого конца подходить ко всем этим экзистенциальным страдальцам, одержимым манией преследования и зацикленным на мелочах: чем больше они их утешают, тем сильнее это проявляется, тем больше оснований они получают, тем больше абсурдных вопросов у них возникает…

Между тем аналитическая истина не является чем-то настолько загадочным или удивительным, что ее не могли бы заметить духовные наставники, которым она является спонтанно. Я знавал среди священников таких, которые понимали необходимость кающуюся грешницу, отягченную навязчивыми идеями, внезапно обратить к другому уровню: правильно ли она поступает со своими ближними или с детьми? И благодаря этому резкому напоминанию они достигали совершенно поразительных результатов.

По-моему, духовные наставники не найдут в психоанализе ничего достойного порицания; более того, они могут извлечь из него некоторые общие моменты, которые могут им пригодиться…

«Экспресс»: Может быть, но верно ли они понимают психоанализ? В священнических кругах он представляется скорее дьявольской наукой.