Майкл Коул - Культурно-историческая психология – наука будущего

Эти низкие показатели и отсутствие научения с повторением теста побудили нас начать серию экспериментов, направленных на то, чтобы выяснить, существуют ли вообще такие способы предъявления задания, которые могли бы привести к более высокому уровню воспроизведения и показать наличие какой-либо его организации:

1. Мы попробовали платить испытуемым за каждое воспроизведенное слово, чтобы проверить предположение, что они на самом деле просто и не пытались запомнить. Испытуемые стали произносить, вспоминая список, гораздо больше слов, но содержание того, что они вспоминали, не улучшилось.

2. Предъявляли те же понятия в форме картинок и в виде физических объектов, чтобы проверить, не будет ли такое наглядное предъявление способствовать улучшению запоминания. Предъявление физических объектов, действительно, слегка улучшило результаты, но не больше, чем с американцами.

3. Пытались разными способами сделать категориальную структуру списка наглядной (включая, например, в список слов сами названия категорий или размещая раздельно физические объекты, относящиеся к разным категориям), но это практически не отражалось на качестве воспроизведения.

4. Вместо того, чтобы просить испытуемых вспомнить слова, мы просили их вспомнить, на каком из четырех стульев находились объекты, относящиеся к той или иной категории. Если объекты размещались на стульях в соответствии с их принадлежностью к определенной категории, испытуемые запоминали быстро и группировали слова при воспроизведении – это показывало, что когда категориальная структура списка была предъявлена достаточно ясно, испытуемые кпелле оказывались способны использовать эту информацию о принадлежности к определенным категориям для запоминания.

В свете предыдущих рассуждений о том, в какой мере задания IQ-тестов, подходящие для одной культуры, могут быть подходящими для существенно отличающейся от нее культуры, в отношении этих исследований встает очевидный вопрос, подходят ли использованные в них задания для оценки сложившихся у кпелле способов запоминания. В каких условиях – если это вообще возможно – могли бы встретиться эти люди с задачей, требующей от них запоминания некоего набора слов или объектов для запоминания как такового? Не могли ли мы получить другие результаты, если бы использовали задание, более репрезентативное для мнемических задач, с которыми народ кпелле обычно встречается?

Мы проверили эту идею в двух исследованиях, причем в каждом в качестве стимульного материала использовался некий рассказ. Первый эксперимент был тесно связан с материалами, которые мы использовали в вышеописанных опытах: использовался тот же набор из двадцати слов, принадлежащих к четырем известным категориям; разница состояла в том, что на этот раз эти слова разными способами вплетались в повествование с целью высветить различные потенциальные принципы категоризации.

Общим для всех версий этой методики было повествование, в котором претенденты предлагали подлежащие запоминанию предметы в качестве выкупа за дочь городского начальника. Две крайние версии этого рассказа передают смысл идеи. В одном рассказе первый претендент предлагал все предметы одежды, второй – пищи, третий – инструменты, четвертый – домашнюю утварь. В другой истории некий человек пытался похитить девушку, и по дороге она роняла эти предметы. Порядок, в котором она их бросала, не имел отношения к принадлежности предмета к какой-либо категории, но имел определенный смысл в последовательности событий рассказа.

В этих условиях способы, которыми подлежащие запоминанию слова вплетались в историю, существенно влияли на способы их воспроизведения. В случае претендентов, которые приносили весь набор предметов соответствующей категории, эти категории и воспроизводились как группа. В случае, когда предметам была придана определенная роль в последовательности событий, они в этой последовательности и воспроизводились. Власть истории в организации воспроизведения оказалась в действительности такой сильной, что в некоторых случаях, когда разные люди приносили объекты разных категорий в качестве выкупа за невесту, люди называли при воспроизведении одну только категорию объектов – категорию, связанную с объектами, которые, как считалось, давали больше шансов получить девушку. Когда мы расспрашивали испытуемых об этом, они отвечали, что девушку должен получить именно этот человек, так что нет никакой необходимости перечислять другие дары!

В более позднем исследовании, проведенном в соседнем либерийском племени ваев, мы оценивали уровень и схемы воспроизведения по ряду рассказов, которые уже были к тому времени широко применены при изучении запоминания рассказов в Соединенных Штатах ( Mandler, Scribner, ColeandDeForrest , 1980). Стимульный материал был минимально модифицирован введением местных имен людей и животных, при этом и общий уровень воспроизведения, и модели воспроизведения разных элементов этих историй для ваев и американских взрослых оказались практически идентичными. [22] В двух более ранних исследованиях, использовавших рассказы в качестве подлежащего запоминанию материала, африканские испытуемые показали несколько лучшее воспроизведение, чем американские ( Dube , 1977; RossandMillsom , 1970).

Этот выборочный обзор исследований трех психических процессов, конечно, не дает исчерпывающей картины достижений и проблем кросс-культурных исследований, проводимых по методологическим стандартам общей психологии. Однако, эти примеры предоставляют отличную выборку непреходящих вопросов, довлеющих над кросс-культурными психологами.

Если объединить основные результаты экспедиции на острова Торресова пролива и исследования зрительных иллюзий, то окажется, что культурная среда не влияет на остроту зрения, но формирует привычки интерпретации видимого, которые и предопределяют характер интерпретации сомнительных стимулов вроде зрительных иллюзий. Таких результатов и следует ожидать, если принять, что острота зрения обусловлена элементарными психическими процессами, а «искажения восприятия» – высшими психическими функциями (допущение, как мне представляется, разумное в рамках методологии В. Вундта). Мы не можем, однако, быть вполне уверены в своих выводах. Возможно, данные о культурной инвариантности порогов чувствительности искажены культурными различиями в способах интерпретации, что и не позволяет надежно выявить процессы, отвечающие за возникновение зависимой переменной (величина порога). Данные, полученные в опытах со зрительными иллюзиями, кажутся строже, однако и они сомнительны. В этом случае центральным пунктом спора является культура как независимая переменная. Группы, различавшиеся в культурном отношении, различались и по местоположению, и по пигментации радужной оболочки глаз. Тот факт, что культура в действительности не является независимой переменной, поскольку не поддается контролю экспериментатора, а испытуемые не распределены по ней случайным образом, вечно сопровождает такого рода усилия.