Array Коллектив авторов - Лев Толстой в зеркале психологии

– Второй разряд составляли люди, осужденные за поступки, совершенные в исключительных обстоятельствах, как озлобление, ревность, опьянение и тому подобное; такие поступки, которые почти наверное совершили бы в таких же условиях все те, которые судили и наказывали их. Этот разряд составлял едва ли не более половины всех преступников.

– То есть, их поступки были продиктованы обстоятельствами, а не умыслом?

– Не только обстоятельствами, но уж точно не умыслом. Третий разряд составляли люди, наказанные за то, что они совершали с умыслом, но, по их понятиям, самые обыкновенные и даже хорошие поступки. Однако по понятиям чуждых им людей, писавших законы, такие поступки считались преступлениями. К этому разряду принадлежали люди, тайно торгующие вином, перевозящие контрабанду, рвущие траву, собирающие дрова в больших владельческих и казенных лесах. К этим же людям принадлежали ворующие горцы и еще неверующие люди, обворовывающие церкви.

– К какому разряду относились так называемые «политические»?

– К четвертому. Этот разряд составляли люди, потому только зачисленные в преступники, что они стояли нравственно выше среднего уровня общества. Таковы были сектанты, таковы были поляки, черкесы, бунтовавшие за свою независимость, таковы были и политические преступники – социалисты и стачечники, осужденные за сопротивление властям. Процент таких людей, самых лучших людей общества, был очень большой.

– Пятый разряд…

– … составляли люди, перед которыми общество было гораздо больше виновато, чем они перед обществом. Это были люди заброшенные, одуренные постоянным угнетением и соблазнами, которых условия жизни как будто систематически доводили до необходимости того поступка, который называется преступлением. К таким людям принадлежало много воров и убийц. К этим развращенным людям можно причислить и тех развращенных, испорченных людей, которых новая школа называет преступным типом, и существование которых в обществе признается главным доказательством необходимости уголовного закона и наказания. Эти так называемые испорченные, преступные, ненормальные типы были не что иное, как такие же люди, как и те, перед которыми общество виновато более чем они перед обществам. Но общество виновато не непосредственно перед ними самими теперь, а в прежнее время, перед их родителями и предками.

– Общество отвергает тех, кто нарушает его правила. Но есть особая категория людей, для которых важен свой, групповой кодекс чести. Это – масоны.

– Масоны тоже бывают разные, но это уже не моя классификация, а положение в братстве. Здесь четыре разряда. К первому причисляются братья, не принимающие деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих. Они заняты исключительно таинствами науки ордена, вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей – сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Ко второму разряду причисляются братья колеблющиеся, не нашедшие еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющиеся найти его. К третьему разряду причисляются братья (их самое большое число), не видящие в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности, и дорожащие строим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. К четвертому разряду причисляется тоже большое количество братьев. Это люди, ни во что не верующие, ничего не жалеющие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми, богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много в ложе.

– Мне нравится ваша классификация уверенных людей.

– Разумеется, она приблизительная. Немец бывает безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенным на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо-обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно, хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя, и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что-нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина.

– Не жалуете вы немцев…

– Не в этом дело. Они – другие. Долго я пытался достигнуть аккуратности немецкой, но потом махнул рукой. Да, у меня пропадали, пачкались и мялись вещи больше, чем у прусского генерала, который два дня, не переставая, укладывал багаж. Зато уж и никто, как русский, не мог так равнодушно обойтись без пропавшей вещи и носить испачканное или измятое платье. Это русская практичность в своем роде.

– Ваши герои имели прозвища, относящие их к определенным типам людей.

– Ротный командир Болхов был один из офицеров, называемых в полку бонжурами. Он имел состояние, служил прежде в гвардии и говорил по-французски. Но, несмотря на это, товарищи любили его. Он был довольно умен и имел достаточно такта, чтобы носить петербургский сюртук, есть хороший обед и говорить по-французски, не слишком оскорбляя общество офицеров.

– Вы описывали тип человека, облеченного властью, и этой же властью ограниченного в своих мыслях и поступках. Такой тип наиболее явно проявился в Наполеоне?

– Гения и каких-нибудь особенных качеств хорошему полководцу не нужно. Напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави Бог, коли он человек, полюбит кого-нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет.

– Но есть и противоположный вариант.

– И не один. Например, Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью. Они готовы сослужить всякую службу своему барину и хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.

– Считают, что вы никогда не конструировали характеры людей умозрительно, не сочиняли их по заранее придуманным планам и ниоткуда не заимствовали их в готовом виде.

– Я старался сделать характеры типичными и уникальными одновременно. У многих моих приятелей литераторов, старых холостяков, есть общая грустная черта: встречаясь с человеком, они считают необходимым вперед определить себе его характер и потом это мнение берегут как красивое произведение ума. С таким искусственным мелким знанием нельзя любить и поэтому знать человека.