Е. Черносвитов - …в этом мире несчастливы… Книга вторая

Он полностью вернулся к прежнему режиму. Каждый день выполнял комплекс физических упражнений. Ходил в спортзал. Спал по 7—8 часов, крепко, как до «приступа». Готовил новый план поимки, ускользнувших от него бандитов. Так прошел месяц. План был почти готов. Завтра он должен был представить его руководству на утверждение. Был уверен, что продумал все детали операции, и что, на сей раз бандиты от него не уйдут. Ничуть не волновался перед предстоящим визитом с планом к начальству. Лег спать, как обычно. Уснул сразу и крепко. Среди ночи проснулся от сильнейшей боли в сердце. Боль была точно такая же, как первый раз. Но, на сей раз, зная, что у него – «здоровое сердце», и «все выдержит», вызывать «скорую помощь» не стал. А принял таблетку нитроглицерина под язык, как ему советовал врач. К его удивлению, боль не только не прошла, но усиливалась, становясь непереносимой. Так как он был крупный мужчина, решил, что одной таблетки ему мало. И сразу принял еще две таблетки нитроглицерина. Через некоторое время возникла острая боль в голове. Такая сильная, что на ее фоне он «забыл» о боли в сердце. Едва успев вызвать «скорую помощь», потерял сознание.

Очнулся в больнице. Не сразу понял, как сюда попал. Хотел позвать сестру, но язык ему не подчинялся. Потянулся к звонку, но правая рука бездействовала, больше того, он ее не чувствовал! Потрогал правую руку левой – как чужая! Он попробовал пошевелить правой ногой, не смог. Понял, что его парализовало. Левой рукой дотянулся до кнопки звонка и нажал. Тут же появился его знакомый врач, который дал ему нитроглицерин на прощанье, когда он выписывался из больницы. Он его ясно видел. Стал левой рукой жестикулировать, спрашивая, что с ним произошло? Врач начал ему говорить. Он ясно слышал голос врача, но совершенно не понимал его речи. Она казалась ему сплошной тарабарщиной! Тогда он попросил жестами листок бумаги и карандаш, чтобы написать врачу, что он его не понимает. Врач догадался, что он просит, и дал ему бумагу и карандаш. Он, с большим трудом, начал левой рукой выводить слова. Хотел написать: «Что со мной произошло?» Но, то, что он писал, сам не понимал. С мольбой в глазах, пожимая левым плечом, так как правое не действовало, он дал понять врачу, что писать, тоже не может. Удивительно, но ни паники, ни страха он сознания того, что с ним произошло (в голове была одна мысль: инсульт!), у него не было. Точно также, он не испытывал никакой боли. Если бы его спросили, как он себя чувствует, то он бы ответил: «Нормально!». Он сильно хотел есть. Но, даже если бы смог об этом сказать врачу, он бы не стал говорить, подождал бы, когда будут кормить. Его интенсивно, как он понял, лечили. Делали уколы, ставили капельницы, давали таблетки. Ничего не улучшалось! Аппетит был «зверским». Скоро разрешили посещение родным и друзьям-сослуживцам. Все приносили еду. И он все съедал. Но, ничуть не поправлялся. Наконец, ему разрешили попытаться самому умываться, присаживаться в постели, и спускать ноги вниз. Над кроватью натянули канат, за который он мог схватиться левой рукой и с ее помощью выполнять не хитрые упражнения. Потом начал приходить врач лечебной физкультуры и массажистка. Ему массажировали лицо, парализованные руку и ногу. Пробовали вызвать в них хотя бы чувствительность. Но, все поражения оставались на прежнем уровне. Потом был консилиум врачей. Один врач, не молодой, видимо профессор, приехал из Москвы или Ленинграда, он понял, специально для него. Это так сильно растрогало его, что он зарыдал. Плакал долго, никак не мог остановиться. Плакал он первый раз в жизни. Даже будучи ребенком, он ни разу не заплакал. Так ему рассказывали его родители.

После консилиума, который длился очень долго, врачи ушли. Остался только его лечащий врач. Он, жестами, дал ему понять, что завтра его «выпишут домой». Массаж и лечебную физкультуру ему будут делать дома. На другой день за ним приехали родственники и два сослуживца, и на руках унесли его в машину, и привезли домой. Дома его ждала бабушка. Она была крепкой и подвижной, не смотря на свои 80 лет. Кроме того, она была фронтовой медицинской сестрой. А, после войны, до самой пенсии, она работала в госпитале. Он понял, что бабушка будет ухаживать за ним. Это опять очень его растрогало, что он зарыдал, и долго не мог успокоиться.

Так, пролетел месяц. Его интенсивно и всесторонне лечили. У него постоянно кто-то был из родных, или друзей. Но он по – прежнему, объяснялся с посетителями и бабушкой только жестами. Ни чужих, ни своих слов, он не понимал. Странно, но он не переживал по поводу того, что превратился в калеку. Чувствовал себя вполне удовлетворительно. Только много ел, что раньше ему было не свойственно. Однажды, к нему пришел сослуживец, с которым он не виделся очень давно. Увидев его, сослуживец настолько растерялся, что сразу его не узнал. Отчаянно жестикулируя, сослуживец объяснил ему, почему он его не узнал сразу. Сослуживец показывал, что он превратился «в борца сумо!» Тогда он попросил зеркало, и, хотя смотрелся в него каждый день, когда чистил зубы и причесывался, он начал пристально себя рассматривать. Наконец до него дошло, что, то, что он видел в зеркале, было не его лицо! Вообще, в зеркале отражалось что-то огромное, едва напоминающее человеческое лицо. Ибо, ни глаз, ни носа, ни рта за складками жирами, почти не было видно. Это его не расстроило, но немного удивило.

Так, прошел еще месяц. Перемен к лучшему – никаких. Да, он о них и не думал, не переживал, и ничего не ждал. Кроме очередного завтрака, обеда, или ужина. А, когда приходили посетители, то он с нетерпением ждал, когда они вынут продукты и начнут его кормить. Все равно, то, что они ему говорили, он не понимал. Наевшись, он вдруг начинал рыдать. Теперь уже без всякой причине. Успокаивался сам. Как внезапно, тоже без всякой причины, он мог зарыдать, так же внезапно, мог прекратить плакать. Теперь он не знал, почему плакал. Это стало привычкой. Он также потерял счет времени. Не знал даже, какой сейчас месяц, год. Теперь он сам не умывался, не чистил зубы, и не причесывался. Все это делала за него бабушка. Он давно забыл, что с ним вообще произошло. Плакал без причины. По желанию только ел. Однажды, он перестал понимать, что хочет оправиться. Начал делать это прямо в постель. На навещавших его сослуживцев он перестал обращать внимание, только ждал от них, когда они начнут его кормить, их становилось все меньше и меньше.

Сколько еще прошло времени, он не знал. Перестал различать день и ночь. Знал только, что не спит, потому что ест. Хотя, может быть, и в этом, он ошибался. Ибо, есть он мог и во сне, в своих сновидениях.

Как-то раз, когда он спал, он почувствовал, что лежит не удобно. Голове что-то мешает. Он поправил подушку, но удобнее не стало. Он сунул руку под подушку и наткнулся на что-то твердое и холодное. Он вытащил этот предмет. Уже светало. Вдруг в его сознании что-то произошло. Держа в левой руке холодный предмет, тупо смотря на него, он вдруг словно проснулся. В миг перед глазами промелькнула вся его жизнь. Он – все вспомнил! И он все понял! Он, даже улыбнулся, вспоминая, как он ловко стрелял по – македонски, сразу из двух пистолетов! Автоматически он проверил пистолет. Он теперь знал, что в руке у него «Макаров», его личное оружие. Как пистолет попал к нему под подушку, он не знал, и не хотел об этом думать. Главное, он ясно понимал, для чего пистолет оказался у него под подушкой. Привычными движениями он проверил наличие патронов в обойме. Обойма была полная. Он обратил внимание, что на пистолете глушитель. «Правильно!», – мелькнула мысль. Несколько секунд перед глазами проплыли лица друзей-сослуживцев, тех, кто мог принести ему его «Макаров». Он не стал ломать голову, кто из них? Мысленно, сказал «Спасибо!» каждому. Потом привычным движением взвел курок. Приставил пистолет вплотную к сердцу. И, ни о чем не думая, нажал спусковой крючок.