Сергей Белорусов - Очерки душевной патологии. И возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия

Благоговение : Согласие быть, решимость жить, дерзновение «сбыться и осуществиться», придав смысл собственному существованию, открывает возможность отношения. в первую очередь, это отношение к ультимативному Источнику жизни (мы сказали бы – Богу, если б это происходило не в формате психологической помощи в ситуации клиентского запроса). и это отношение, правильно (орто-) выстраиваемое, не может быть иначе, как пронизанным благоговением – жизнь принимается, но Податель жизни – непостижим, и отсюда начинается «трепет», о котором так пронзительно пишет «одинокий рыцарь веры» C. Кьеркегор [13]. Критерием религиозного, в противоположность магическому; духовному, в противововес квази-душевному; диалогичному в отличие от самодостаточного, – является реальное ощущение благоговения перед Непознанным – перед «Жизнью» у честных агностиков (А. Швейцер), перед «Непостижимой Формирующей Тайной» у психологов, ищущих интеграции науки и веры (А. ван Каам). В Св. Писании Господь заповедует: «Благоговейны сотвориши сыны Израилевы» (Лев. 15: 31), а подвижники Христианской аскезы первых веков согласны в том, что «без благоговения невозможно ни Богопочитание, ни выполнение заповедей и нет страсти вреднее дерзости – это совершенная погибель» (Авва Дорофей «Поучения» 1895, 65). Благоговение есть специфически человеческий, то есть по настоящему духовный аффект, проявляющийся сочетанием почтительности, смирения, прославления, стремления, иначе – напряженный парадокс напряжения между благочестивым дистанциированием с дерзновенной (не дерзкой) жаждой приближения к Святыне.

Богообщение : Здесь нет гарантии, и не может быть техник, поскольку в наших силах только готовность и надежда услышать Собеседника, но пребывание в благовейном молчании (не в смысле отсутствия слов, а в позиции внутренней тишины, в сосретодочении, в открытости, в чувстве собственной неполноты с потребностью восполнения Свыше). Если экзистенциальная психотерапия ориентируется на смысл, то транс-психотерапия взыскует высшего – Духа. Процитировав религиозного мыслителя Н. Бердяева: «Рациональное определение духа невозможно, это безнадежное предприятие для разума. Дух умерщвляется таким определением, он превращается в объект, в то время как он есть субъект. О духе нельзя выработать понятия. Но можно уловить признаки духа. Можно сказать, что такими признаками духа являются – свобода, смысл, творческая активность, целостность, любовь, ценность, обращение к высшему божественному миру и единение с ним. Этим рядом признаков объединяется пневма Священного писания и нус греческой философии [34]», мы идем дальше, и стараемся актуализировать не те «признаки духа» и не «производные духовности», но пригласить странника к опыту нахождения в Духе. Это обретается в сопричастности Святыне – другому человеку, Церкви в Ее Таинствах и повседневной жизни – насыщенной, интересной, вызывающей и цельной. Подобный стиль жизни, интегрирующий физическое удовлетворение, материальную стабильность, эмоциональную гармонию, интимную радость, интеллектуальный интерес, душевное равновесие будет неполон без качества «духовной нищеты» – жажды Абсолюта, и она восполнима лишь одним – нахождением в Богообщении, столь разнообразным и уникальным, сколь неповторима каждая человеческая личность.

Е. Итак, практикующий эту помощь спутник , по определению является христо-центричным. Почему? Во-первых, разделяя вышеизложенные доминанты трех «Б», он неминуемо, если он искренен в своих убеждениях и намерениях, к этому приходит. Это для себя. Во-вторых, а именно для странника , он действует, метафорически сопоставимо с двумя природами Спасителя, а проецируя теологический тезис на психотерапевтическую реальность, он одновременно поступает как «власть имеющий» (Лк 4: 32) и он в готовности «омыть ноги» (Ин. 13: 5) обратившимся к нему.

«Власть» спутника состоит в душевном расположении его уверенности в возможности помощи, поскольку это его миссия, в его приветливом и благожелательном принятии приходящих, в его внутренней устойчивости, способности видеть явления в перспективе, в его неторопливости, радушии, благоволении, умении приглашать, ободрять, научать, побуждать и, при достижении навыка бесстрастности (вновь проекция из аскетического «делания») предлагать возможную степень оценки, обличения, критики… Последнее вновь является пунктом не принятым доселе в пре-трансцендентных терапиях и потому определяется именно степенью, как духовной, так и профессиональной зрелости спутника и осуществляется бережно и соразмерно с традиционным духовным принципом: «Даже Бог не открывает человеку того, что не в силах он вынести в знании о себе».

Готовность «умыть ноги» страннику выразится в нелицемерном стремлении спутника упокоить, разуть (а не «обуть», что в нынешнем слэнге означает сжульничать), из положения снизу не смущаясь удалить грязь со стоптанных ног, бережно вымыть и осушить и всего себя, со своей «властью» поставить на служение своему клиенту на время психотерапии.

Антиномическое сочетание этих мотивов деятельности нередко уже само по себе имеет целительный эффект. Странник начинает ощущать свою ценность, которая была повреждена или утрачена, он испытывает реальное чувство безусловного принятия (термин гуманистической терапии), атмосферу безопасности, в которой он может позволить себе снять доспехи своих психологических защит и регрессировать (психоаналитический термин) от своей функционально-социальной идентичности (роли – психодраматический термин) к просто человеческому бытию, в формате осуществляющегося процесса «здесь и теперь» (термин гештальт-психотерапии). Итак, наша транс-психотерапия включает в себя, не ограничиваясь, все что может быть почерпнуто из хороших пре-трансцендентных терапий.

Это есть первый опыт и стадия, транс-психотерапии, которая может длиться от нескольких минут до нескольких лет, когда достигается аутентичное переживание общения двух человеческих бытийностей, с ясно определенными целями и задачами, когда нет преследования выгод, нет хитрости, манипулятивности, изворотливости, демонстративности, стремления к эпатажу или выдавливанию из собеседника слезливого сочувствия, и тогда странник наслаждается реальным и дивным непривычным для него чувством, что он принят, понят, любим просто за то, что он есть . Этот опыт целительной любви никак не фальшив со стороны спутника , есть подтвержденный психологический факт, что мол, когда человек доверчиво и уповая, раскрывается перед тобой – его невозможно не полюбить. Хотя бы на терапевтический час. Назовем этот этап опытом встречи .