Валерий Лейбин - Превратности любви. Психоаналитические истории

Если, скажем, Виктор не поймет смысла моей работы с пациентами, то тем хуже для него. Однако, надеюсь, такого не случится.

Как бы там ни было, но мне лично нечего скрывать. Как и наш уважаемый профессор, я готов поделиться с вами любой терапевтической историей. Если, разумеется, еще буду в состоянии это сделать после того как пропущу через себя остатки коньяка.

Усмехнувшись не то чтобы нагло или развязно, но, скорее, вызывающе, Киреев, сидя в кресле, демонстративно закинул ногу на ногу и заключил свой пассаж словами:

– Только давайте договоримся ничего не приукрашивать и не стесняясь называть вещи своими именами.

Хоть раз в жизни мы можем быть честными перед самими собой?

Речь идет не об исповедальности. Мы ведь не в церкви и не на кушетке у какого-нибудь хренового психоаналитика. Просто поделимся друг с другом своими конкретными историями.

– Вот-вот, – поспешно добавил Вайсман, беря инициативу снова в свои руки. – Именно это я и предлагал. Каждый из нас честно и откровенно поделится своим опытом работы с пациентами.

Полагаю, что у всех нас есть интересные и поучительные терапевтические истории.

– Чего-чего, а этого у нас не отнять, – заметил Разумовский. – Подчас приходится иметь дело с такими пациентами, история жизни которых, включая их любовные похождения, тянет не на один детективный роман.

Важно только, чтобы мы не прибегали к наукообразному описанию их, как это имеет место на конференциях и супервизиях.

Чем проще будем излагать свои истории, тем доступнее станет понимание того, в чем мы преуспели, а где потерпели поражение, как нас порой обманывали пациенты, и почему мы сами были рады обманываться и на их, и на свой счет.

– Ну и прекрасно, – подытожил суждения своих коллег Вайсман. Надеюсь, поведанные нами истории окажутся поучительными во многих отношениях, и каждый из нас с интересом выслушает другого.

Он провел рукой по своей лысине, точно отгоняя от себя лишние мысли, и, обращаясь к присутствующим, сказал:

– Если у вас нет каких-либо возражений, то позвольте, дорогие друзья, на правах хозяина дома первому приступить к рассказу одной истории, которая мне сейчас пришла на ум.

Однако, тут же спохватившись, Вайсман посмотрел вопрошающе на профессора Лившица:

– Или, имея столь богатый терапевтический опыт, быть может, вы, Иннокентий Самуилович, хотите поведать нам о какой-либо своей наверняка потрясающей истории:

– Нет, нет, Аркадий Григорьевич! – возразил профессор Лившиц. – Я с превеликим удовольствием послушаю ваш рассказ.

– Давай, Аркаша, – поддержал Вайсмана Киреев, – только не тяни кота за хвост и как на духу поведай нам о своих терапевтических приключениях.

Вайсман встал, потушил одну из стоящих на камине свечей, которая уже оплыла. Затем снова плюхнулся в мягкое кресло, чуть прикрыл глаза и начал свое повествование.

Это было несколько лет тому назад.

К тому времени я уже постиг, как мне казалось, не только азы психоанализа, но и технические тонкости работы с пациентами.

Словом, меня трудно было сбить с пути праведного даже тогда, когда приходилось иметь дело с молодыми красивыми девушками.

Не скрою, мне всегда нравилось работать с прелестными женщинами. Я получал какое-то особое удовольствие от общения с ними. Но это не мешало моей профессиональной деятельности. Скорее, наоборот, способствовало росту как терапевта, поскольку чаще всего меня посещало творческое вдохновение.

Не жалея сил и времени, я отдавался любимому делу. С головой уходил в свою работу. Благодарил судьбу за то, что некогда выбрал профессию психоаналитика, позволяющую сочетать приятное с полезным.

Разумеется, у меня были моменты, когда я проклинал себя за каторжный труд. Все время привязан к пациентам и не можешь себе позволить лишнего, не говоря уже о дефиците свободного времени.

Особенно тяжело было работать с капризными или совершенно невменяемыми пациентами. Причем несмотря на все свои старания, подчас приходилось оказываться в дурацком положении, когда не удавалось излечить пациента до конца.

И тем не менее я упивался сознанием того, что занят исключительно полезным трудом. Многие пациенты были мне благодарны за то, что я вытаскивал их из депрессии и они становились вновь жизнеспособными. В таких случаях так и хотелось сказать себе: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»

Правда, с годами я становился все более уравновешенным и спокойным. Не поддавался отчаянию, если что-то не получалось. Не предавался эйфории в случае несомненного успеха.

Словом, работал. По мере сил и профессионального роста помогал тем, кто обращался ко мне за терапевтической помощью. Укреплял свое материальное положение и чаще всего пребывал в хорошем настроении.

В тот раз, когда ко мне пришла очередная пациентка, я только что вернулся из краткосрочного отпуска, который провел на море. Был загорелым, веселым и свежим, как только что снятый с грядки огурчик.

Накануне мне позвонил мужчина и, представившись, солидным голосом пояснил, что ему рекомендовали меня в качестве знающего свое дело психоаналитика.

Когда я спросил, что заставило его обратиться ко мне, он пояснил, что речь идет не о нем самом, а о его жене, психическое состояние которой вызывает у него беспокойство.

На мой вопрос, что его конкретно беспокоит, мужской голос в трубке выдержал паузу и сказал, что речь идет о внезапном ухудшении здоровья его жены, причин которого он не ведает. Он лишь выражает надежду на то, что опытный специалист сможет не только выявить эти причины, но и помочь обрести его жене покой и былое, нормальное состояние духа.

– Моя жена, – завершил мужчина свой разговор, – позвонит вам, чтобы договориться о времени встречи, когда вы сможете принять ее на консультацию. О гонораре можете не беспокоиться. Я готов заплатить любую сумму, лишь бы моя жена снова стала здоровой.

Спустя несколько часов она, назовем ее Кариной, позвонила мне по телефону и попросила принять на консультацию. Мы договорились о встрече, которая состоялась через два дня.

В назначенное время ко мне в кабинет вошла потрясающе красивая женщина. На вид ей было лет 27–29. На самом деле, как потом оказалось, она переступила свой 35-летний рубеж.

Стройная, с высокой грудью и такими отточенными, словно скульптор прошелся резцом по великолепному материалу, чертами лица, что я на мгновение застыл.

Карина легко, непринужденно и одновременно величаво села в предложенное ей кресло. Ничуть не смущаясь, она заговорила о том, что привело ее ко мне.

Я смотрел на нее и думал: «О Боже! Какая неземная красота! И у такой красавицы есть еще какие-то проблемы!»