М. Воловикова - Представления русских о нравственном идеале

«Был Ив. Ив. [80] Иван Иванович Манухин – врач, когда-то лечивший Горького. И. И. Манухин обращался к Горькому с просьбой спасти от «чрезвычайки» многих известных деятелей. , этот удивительный, гениальный… человек. Он, быть может, и гениальный ученый, но гениальностей всякого рода, и художников, и писателей, и ученых, и философов, и политиков мы знаем достаточно, немало их видывали. С совершенством же в “чисточеловечестве” я сталкиваюсь в первый раз. Этот человек – только человек настоящий, – которого от этой именно настоящести, подлинности и следует писать с большой буквы. У него, ради полноты совершенства, должны присутствовать и все недостатки человеческие» [81] Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. Тбилиси: «Мерани», 1991, с. 359. .

И по прошествии еще одного революционного года, дневник З. Гиппиус продолжает фиксировать поиск людей, которые выдержали испытания, только оценки стали резче: «продался» большевикам «за крупу» или нет. Такая «политическая» граница может проходить через живых людей, даже если эти люди – Брюсов или Блок…

«Но бывают времена, когда нельзя быть безответственным, когда всякий обязан быть человеком. И я “взорвала” мосты между нами, как это ни больно. Пусть у Блока, да и у Белого, – “душа невинна” – я не прощу им никогда» [82] Зинаида Гиппиус. Живые лица. Стихи. Дневники. Тбилиси: «Мерани», 1991, с. 179. .

Есть граница и для физических испытаний. Ноябрь 1919-го в Петрограде: нет ни еды, ни света, ни тепла: «Дрожа, пишу при последнем свете мутного дня. Холод в комнатах туманит мысли. В ушах непрерывный шум. Хлеб – 300 р. фунт. Продавать больше нечего» [83] Зинаида Гиппиус. Живые лица, с. 209. . И самое, наверное, абсурдное – Дмитрий Мережковский – на рытье окопов (скоро подобного абсурда будет много, а пока – непривычно): «Диму-таки взяли на каторжные (“общественные”) работы. Завтра в 6 утра – таскать бревна… И вовсе, оказалось, не бревна!.. Несчастный Дима пришел сегодня домой только в 4 ч. дня, мокрый буквально по колено. Он так истощен, слаб, страшен, что на него почти нельзя смотреть. <���…> Сегодня его гоняли далеко за город, по Ириновской дороге, с партией других каторжан, – рыть окопы!! » [84] Зинаида Гиппиус. Живые лица. Стихи. Дневники. Тбилиси: «Мерани», 1991, с. 217. .

Слово найдено – «рабство», и у самой границы того, что этот человек (пока) в состоянии вынести, идет осознание главных ценностей, ради которых можно терпеть все остальное:

«Да, рабство. Физическое убиение духа, всякой личности, всего, что отличает человека от животного. Разрушение, обвал всей культуры. Бесчисленные тела белых негров. Да что мне, что я оборванная, голодная, дрожащая от холода? Что – мне? Это ли страдание? Да я уж и не думаю об этом. Такой вздор, легко переносимый, страшный для слабых, избалованных европейцев. Не для нас. Есть ужас ужаснейший. Тупой ужас потери лица человеческого. И моего лица, – и всех, всех кругом…» [85] Там же, с. 219. .

И еще – тревога за судьбу России. Даже после перехода границы осенью 1920 г., находясь в Варшаве, З. Гиппиус пишет о надеждах скорого освобождения от большевиков.

На грани самых суровых испытаний голодом и холодом осознается то, что объединяет с народом. Это почти безграничное терпение простых русских людей (воспитанное Православием). В народе оно сохранялось долгие годы после революции.

Этот дневник впервые опубликован в книге, подготовленной группой ученых из Института этнологии и антропологии РАН. Книга называется «Духовная культура северного Болозерья». Другое название края – «северная Фиваида». Оно происходит от названия пустынной области в северном Египте, известной своими подвижниками в первые века христианства. Европейский север России осваивали монахи. Они приходили в эти труднодоступные дебри, на скалистые берега и совершали то, что невозможно было бы сделать оружием или золотом. Учениками преподобного Сергия Радонежского Ферапонтом Можайским и Кириллом Белозерским были основаны монастыри, рядом с которыми поселялись люди и постепенно образовывались города и села.

Богат до революции был этот северный край. Плодородная земля, длинный световой день летом («белые ночи»), трудолюбие и душевная крепость живущих здесь русских людей, не знавших крепостного рабства и татарского нашествия, уважение к памяти христианских подвижников, терпением и кротостью, а не мечом покоривших край, – все это делало «Северную Фиваиду» особым, заповедным местом русской земли.

В книге собраны свидетельства пожилых жителей Белозерского края о семейных и календарных традициях и обрядах. Большинство воспоминаний относится ко времени детства и юности корреспондентов, то есть к 20 – 30-м годам XX века. В этих воспоминаниях селения Белозерского края предстают еще многолюдными и наполненными яркими проявлениями праздничной культуры. У рассказчиков особый северный говорок:

«Где праздник, вот в Кинесме Троица, все идем мы туды. В Спасов день к нам все идут. Улица не подымалисе, што народу-то, ой! Протти нельзя. Пляски, пляски, тут пляшут, тут в ланца, там в ланца, што делаэцца! Не топререшнее. Потом вецером биседы» (ж., 1907 года рождения) [86] Морозов И. А. и др. Духовная культура Северного Белозерья: этно-диалектный словарь. М.: Ин-т этнологиии и антропологии РАН, 1997, с. 94. .

После революции жизнь менялась очень быстро. Неурожай, поборы, колхозы привели к обнищанию крестьян. В книге опубликован дневник Дмитрия Ивановича Лукичева из села Башки, начатый в 1920 году (27 июня н./ст.), а законченный в 1937 году.

Лукичев – настоящий крестьянин, грамотный, образованный, глубоко верующий человек. В 1920 году ему исполняется 42 года. Его первые слова рисуют характер основательный и крепкий:

«В настоящую книгу записывать все события и заметки семейной жизни, для памяти. Как для себя и для будущего поколения семейства; книга должна храниться и тщательно оберегаться от порчи и утери, записывать для памяти только то, что окажется достойным внимания и памяти, а также то, что должно быть полезным как в материальном, так и в нравственном положении; также те мудрые и нравственные изречения и пословицы, кои могут быть поучительны и полезны для самоусовершенствования себя и всех, кто их прочтет. Чувства и мысли, кои записываются, должны быть тщательно и основательно проверены и обдуманы здравым разумом» [87] Морозов И. А. и др. Духовная культура Северного Белозерья: этно-диалектный словарь, М., 1997, с. 338. .

Так он и поступает. Вначале описывает свое семейство (пять дочерей и один сын), называя каждого по имени-отчеству и рядом с датой рождения указывая день Ангела. Наряду с сообщениями об урожае, упоминаниями праздников, отмечаемых в данный день, множество изречений из Святого Писания о вере, терпении и благоразумии, помогающих ему, видимо, справиться с теми напастями, которые с каждым новым днем все больше и больше обрушиваются на крестьян и лично на Дмитрия Ивановича. Запись от 14 апреля 1921 года: